Двое восточного вида ребят готовили его прямо здесь, на улице, деловито колдуя вокруг большого, стоящего на открытом огне черного казана. Они бесстыдно блестели вспотевшими от солнца и огня азиатскими торсами, прокопченными до черноты в каждодневных заботах длинного курортного сезона. В привычной сутулости гибких фигур видна была непроходящая усталость, а в черных, навсегда прищуренных глазах — ожидание наживы, как заслуженной награды после праведных трудов. Они были похожи на древних рабов, и на фоне их суетливой услужливости так приятно было чувствовать себя «белыми людьми», что это составляло, вероятно, пятьдесят процентов успеха скромного заведения, побившего все рекорды популярности — ведь из пяти столиков два были уже заняты: один — шумной компанией миролюбиво настроенной харьковской братвы, другой — парочкой худосочных влюбленных очкариков.
За третий присели они. Бутылка сухого вина, без колебаний заказанная Иваном, должна была послужить поводом к ослаблению «международной» напряженности.
Он отодвинул для Варвары стул с видом на море, а так как сам с удовольствием уселся рядом, то Мишке пришлось довольствоваться не столь комфортабельным местом напротив. Впрочем, тому было все равно — он явно не желал видеть ни узбеков, ни моря, ни их с Варварой, спрятав от всего мира глаза под пеленой тяжелого равнодушия гораздо более надежно, чем под любыми очками. Да они и не покушались на его внимание, опасаясь лишний раз взглянуть на него, и старались поменьше трогать, справедливо полагая, что сейчас это настолько же бесполезно, насколько и небезопасно.
Никто еще не успел захотеть курить, как им уже принесли заказ.
Когда один из расторопных узбеков ставил на стол картонные одноразовые тарелочки с пловом, то делал это с такой скоростью, что с порции Ивана слетел небольшой оранжевый комок и упал возле Вариной тарелки. В задумчивости она взяла его в щепотку и отодвинула в сторону, собираясь приняться за еду. Она сделала это так непосредственно, что ему стало смешно. Он взял его так же, как только что она, и придвинул к ее тарелке. Варвара отложила вилку и удивленно посмотрела на него. Так как его глаза смеялись, она тоже улыбнулась и уже специально отодвинула от себя горстку, уже рассыпавшуюся на составляющие — отдельные рисины и кусочки моркови. Тогда он сделал возмущенное лицо и белым пластмассовым ножом соскреб все это обратно к ней. Она тут же проделала то же самое. Они повторили передвижения горстки рассыпавшегося плова еще несколько раз, до тех пор, пока он окончательно не размазался по грубым доскам стола. Одновременно с этим между их лицами и руками сформировался неброский, но теплый и светящийся, оранжевый, как плов, маленький комочек смеха. Они старались подавить его, но смех был такой неожиданно приятный, что в результате они все-таки прыснули, хрипло и сдавленно, как нерадивые школьники на скучном уроке.
