— Не помнит? — еще больше удивился Харди.
— Совсем ничего не помнит о себе. Но навыками морскими владеет как бог.
— А имя Семар откуда взялось?
— Это я дал. Семар — чайка. Так наш корабль звали.
— Да, я помню. Ты уж извини, малец, что мы твой дом потопили, но до берега мы бы его не дотащили.
— Я понимаю, — вздохнул Олли и даже удивился немного, что капитан извиняться надумал.
«Нет, не плохой все-таки этот капитан, хоть и пират» — решил Олли и проникся к своему неожиданному работодателю еще большим уважением, а наутро узнал, что капитан заинтересовался историей пленника и даже решил с ним побеседовать. Уж о чем они там говорили, никто не ведал, но на следующий день всех пленников перевели из грязного сырого трюма в каюты для матросов, одели, накормили, отмыли и пристроили к работе. Так экипаж судна пополнился на тридцать восемь человек, а корабль взял курс на острова.
— Значит, вас не продадут? — шепнул Олли, проходя мимо нового помощника капитана.
— Кажется, за это стоит тебя благодарить? — подмигнул Семар.
— А другие… они бунт не устроят?
— Нет. Капитан обещал отпустить тех, кто захочет, как только доберемся до суши.
— И что же, он так просто согласился? — удивился мальчик. Конечно, капитан Харди не зверь, но и не святой благотворитель.
— Просто, да не просто. Я обещал, что буду служить ему бесплатно целый месяц за каждого, кто захочет уйти.
— То есть, если все захотят, вы останетесь на тридцать восемь месяцев? — испуганно выдохнул мальчик.
— Олли, и месяца не прошло, а ты позабыл все мои уроки арифметики. Тридцать девять, если тебя считать.
— А я никуда не уйду без вас. Так что нам тут с вами все тридцать восемь месяцев палубы драить и по мачтам лазить.
— Значит, будем лазить, — усмехнулся мужчина и потрепал мальчонку по вихрастой шевелюре.
— А целителя, целителя он тоже отпустит?
— Не знаю, — слегка посуровел Семар. — Радует, что вообще согласился его из камер перевести.
— А что? Не хотел?
— Не хотел. И сейчас не хочет. Говорит, если тот ему попадется, то скинет за борт, не задумываясь.
— И что же такое натворил этот Кроули? — заинтересованно спросил Олли, но Семар лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Его и самого интересовал этот странный Кроули, то ли безумец, то ли притворщик. Что-то в нем было такое… неправильное, и встреча их была неправильной. Когда его в камеру привели, тот едва в обморок не грохнулся, и все шептал: «Я не хотел, я не хотел». А чего он не хотел, о чем говорил, Семар так и не понял. Знал только одно, Кроули явно его боялся, но и взгляд оторвать не мог. Позже, узнав, что Кроули провел один в темной, вонючей камере почти полгода, он всерьез засомневался в благоразумии целителя, особенно, когда однажды проснувшись, увидел того рядом, разглядывающего его руку с браслетом. У него тогда был странный взгляд, как у фанатика какого-то.
