— Похитил, это сильно сказано. Я погулять любил, выпить, много выпить, вот и нажрался как-то в одном увеселительном заведении, а очнулся уже здесь. Одно плохо, платок мой там остался, в моей съемной квартире.
— И он понял, что вы не сможете его вылечить, — понял Олли.
— Понял и разозлился. Велел посадить меня в камеру. Говорил, что я шарлатан и не заслуживаю свободы, ни на корабле, ни на земле. И он прав мальчик, неправильную я жизнь вел. Грехи на мне страшные и тяжкие, не искупить их ни раскаянием, ни смирением. Только здесь я их осознал, но знаешь, когда его увидел, надежда появилась, что заслужу я прощение делами добрыми, да даром своим.
— А кого вы увидели?
— Семара, — доверительно прошептал целитель, и что-то было в его голосе, взгляде, что Олли подумал, а не безумец ли этот человек. — Я, как его увидел, думал, спятил совсем, крыша от одиночества поехала, ну откуда, скажи мне, ему здесь взяться было? Испугался сначала, думал, по мою душу явился, нашел, на краю земли нашел, а после он сам рассказал, как его из моря выловили. А я ведь знал, что он море любит, на корабле своем большом плавает, видать, случилось чего.
— Постойте, так вы его знаете что ли? — весь подобрался мальчик.
— Кого? — словно очнувшись, спросил Кроули.
— Семара?
— Кого? Ах да! Нет. Ничего я не знаю, и никого не знаю. Полегчало мне, да и ему тоже. Не нужен я здесь больше.
Как ни старался Олли, но больше целитель на контакт идти не хотел. Пришлось ему подчиниться и довести его до двери, где уже Семар его перехватил и повел к лестнице. А утром Олли рассказал обо всем капитану Харди, надеялся, что тот смягчиться, а тот только больше посуровел. Напился и все на портрет свой смотрел. Видимо здорово ему целитель насолил, что он предпочел его и дальше в камере держать на хлебе и воде.
Олли выплыл из своего странного воспоминания и проговорил:
— Я тут кое-что для целителя вашего захватил, вот, — и он протянул большое, красное яблоко.
— Не беспокойся ты за нас, ни за него, ни за меня. О себе подумай.
— Да как же не беспокоиться, когда вас продать собираются, — огорченно вскрикнул мальчик.
— Тихо, тихо. Говорю же, тебе не надо беспокоиться за меня или за других. Мы переживем.
— Но если вас продадут…
— Это наши проблемы, не твои. Не лезь в это дело! Слышишь, не лезь!
Он еще несколько раз горячо просил Олли не вмешиваться, но успокоился только тогда, когда мальчик произнес страшную клятву моря. Неохотно, конечно, со скрипом, но, он это сделал, а теперь ругал сам себя.
