Кроме того, сам факт существования женских штрафбатов в Советской армии до осени 1943-го подтверждается официальными документами Института военной археологии России. Собственно, осенью 2005 года первая экспедиция в Чапаевку была организована именно с целью обнаружить захоронение женского штрафбата»[115].
Многое здесь спорно. Так, например, что это за таинственный «институт военной археологии России», или действительно ли был штрафной батальон, женский (то есть составленный из осужденных женщин офицеров?).
Нет, здесь что-то совершенно иное. Речь, скорее всего, могла идти не о женском штрафном батальоне, а о какой-то вспомогательной части, случайно (именно — совершенно случайно) попавшей в страшный, кровавый переплет.
А может быть, речь и вообще может идти о расстреле осужденных за преступление женщин с оккупированных территорий.
Но, может, правы и те, кто считает, что здесь пало действительно женское штрафное подразделение. Ведь и о воздушных штрафниках долго ничего не было известно, и только каких-то три-четыре года назад правда стала известна общественности.
К сожалению, сегодня военные архивы вновь ограничивают доступ к своим документам, и это в первую очередь касается военных архивохранилищ. Конечно, и сегодня далеко не все стоит «выпускать» на волю. (И эта закрытость свойственна не только для отечественных хранилищ, так, например, в Англии до сих пор закрыты отдельные фонды еще со времен Первой мировой войны, дабы не пострадали живущие сегодня потомки тех, кто воевал.)
Еще один момент, еще одно соображение, которое ставит под сомнение наличие женского (именно — женского) штрафного подразделения. Женщины, служившие в штрафбатах и штрафротах в 1942–1943 годах, служили вместе с мужчинами. Отдельных — по полу — штрафных подразделений не создавалось.
Очень резкую реакцию вызвал не сам факт, предполагавший наличие женских штрафных подразделений, а установка памятника погибшим здесь женщинам.
Но споры эти, это недовольство — как со стороны одних, так и со стороны других — совершенно неуместны: погибли все в ходе войны, а память о тех, кто погиб — в бою или во время бомбежки, с оружием в руках или попав во вражескую засаду, — священна!
Отечественный историк и писатель К. Писаренко как-то заметил:
«Историю не принято считать точной наукой. Субъективизм любого исторического исследования общепризнан. Между тем такой взгляд — заблуждение.
Объективность истории так же, как и любой естественной науки, всецело зависит от усидчивости и беспристрастности ученого. Чтобы сформулировать тот или иной закон природы, естествоиспытатель должен провести множество экспериментов, учитывая каждую деталь, и сравнить получаемые результаты между собой. Также обязан действовать и историк, но с той лишь разницей, что данные его экспериментов нельзя выявить в лабораторных условиях. Они в готовом, хотя и разрозненном виде хранятся в архивных и библиотечных фондах, и обнаружение необходимых для составления сведений требует огромного труда и терпения. Не всякому дано одолеть этот Эверест. Оттого так часто мы сталкиваемся с интерпретациями, опирающимися на скудную фактическую базу, недостаточную для открытия подлинных законов общественного развития, не выдерживающих проверку реальной жизнью, зато соответствующих тем или иным интересам общественных слоев или групп.
