Поначалу меня привлек к ней яркий свет, особое свечение, воплощающее в себе суть всех ангелов смерти. Я забыл, кто они такие. Забыл, кто я сам. Быть рядом с ней – все равно что оказаться в самом сердце рая. Даже в нематериальном виде. Так было и тогда, когда я был еще ребенком. Сама ее суть излучала тепло. Ласковое. Утешительное. И все же обжигающе горячее.
Я смотрел на нее и думал, какой была бы ее аура в головокружительно мерцающем разноцветье елочных гирлянд. Сумели бы они пробиться сквозь невесомое марево излучаемого ею тепла? И если да, то отразилась бы от нее, словно от призмы, россыпь разноцветных сполохов на стены? Сполохов, которые могут увидеть только сверхъестественные существа?
Размышляя об этом и о том, какой карьерный рост она себе навыдумывала, я очень старался не улыбнуться. Вечно у нее всяких планов громадье, но последний меня напрочь ошарашил.
- Репортером? – переспросил я, стараясь, чтобы слово не прозвучало так же нелепо, как сама идея. Не получилось.
Она поджала губы, всем своим видом выражая горький упрек, и в уголке ее чувственного рта появилась впадинка.
- Нет, - покачала головой Датч, - не просто репортером. Хочу быть журналистом, который проводит самостоятельные расследования.
Теперь улыбка, с которой я до сих пор боролся, без труда победила, выставив напоказ все, что я думал по поводу поднятой темы.
- То есть быть частным детективом, владелицей многоквартирного дома, совладелицей бара, консультантом полиции Альбукерке, барменом на полставки и единственным ангелом смерти по эту сторону вселенной недостаточно?
Впадинка стала глубже, когда Датч сделала глубокий вдох, а потом положила ручку с блокнотом (которые, судя по всему, принесла с собой, чтобы делать пометки во время своего первого интервью в качестве добросовестного репортера) на мой журнальный столик. После чего наградила меня своим лучшим негодующим взглядом.
- Есть профессиональная жизнь. Понимаешь? Профессиональная. – Она помолчала, приподняв брови и давая мне время понять, что именно имеет в виду.
К сожалению, меня больше интересовала та самая впадинка, которая появлялась каждый раз, когда ее лицо приобретало нравоучительное выражение.
- А есть личная. Я решила, что журналистика будет как бы моим хобби. Ну разве сложно быть журналистом?
Я сел поудобнее и прочистил горло, перед тем как сказать:
- Ты осознаешь, что только что оскорбила всех живых журналистов на свете? И скорее всего многих, кого в живых уже нет.
