— Давай поедим чего-нибудь. А? Я уже вторые сутки натощак живу! — попросила племянница лучшего друга. Или уже не лучшего…
«На голодный желудок и в самом деле плохо думается. А вот в сытом состоянии можно ещё что-нибудь у этой племянницы спросить. Да и племянница ли это?» — рассудил про себя Стеклов, но вслух произнес:
— Умываться будешь? Там на улице я воду в умывальник налил.
«На улице! Отличное применение привычных слов. Сейчас выйду, а там улица, и десятиэтажки стоят…» — проворчала под нос Кромина и вышла, стараясь шагать уверенно.
Потускневший от дождей и снега алюминиевый «рукомойник» был приколочен прямо к стене приземистой избы, рядом на чурке лежало мыло.
Умываясь, Лена вспомнила, что косметичку и зеркальце она оставила дома, в городской квартире Сережи и его капризной жены Леры.
— Представляю, какая у меня физиономия красивая. Фонари под глазами и нос, как у алкоголика, — девушка высказала мнение собакам, которые сидели, вывалив из пастей розовые языки, и о своей внешности совершенно не думали. — Если бы вы только знали, как мне страшно.
Последние слова она произнесла совсем тихо и оглянулась. Ей действительно было страшно. Страх свой она прятала глубоко, чтобы этот охотник его не увидел. Любимая дочка из дружной семьи, окончившая школу с серебряной медалью, старательно маскировала свой страх наглым поведением. Ей казалось, что так она выглядит старше, увереннее и неприступней. Она прекрасно поняла, что Виктор этот искал себе подружку не только в стряпухи, и мечтала о том, чтобы вертолет прилетел поскорее.
Ели молча. Стеклов изредка бросал взгляды на девушку, сидящую перед ним, и все больше убеждался, что она действительно Кромина. Виктор хорошо знал не только Сергея, но и его старшего брата Никиту. Братья были очень похожи, несмотря на разницу в пять лет. И Лена была похожа на отца и на дядьку, даже брови хмурила также как они.
— Посуду уберешь, и пойдем вещи разбирать, — выходя из-за стола, сообщил мужчина.
— О как! Я в посудомойки не ломлюсь. Но если попросишь, то так и быть, могу убрать, — облизывая ложку, невозмутимо ответила Лена.
— Что?
— Ничего! Слово есть такое — «пожалуйста». Волшебное. Пахать на твоей фазенде не буду, а помочь могу. Все равно делать нечего. Давай, проси, чего ломаешься?
Взрослый мужик хлопал глазами и пытался понять, как в семье врачей, у приличных и воспитанных людей выросла такая оторва. Наконец, Стеклов очнулся и постарался ответить достойно.
