Василиса и вовсе смутилась: никогда доселе не говорил ей никто и ничего о том, какова она с виду. У отца это было не в характере, тетка к старшей племяннице относилась равнодушно – не ругала, но и не нахваливала. С сестрой не была она близка, равно как и с другими деревенскими девками, а парни ее не жаловали. Муж, понятное дело, ничего к ней не питал, какие тут ласковые слова!
– Может, вернешься к людям-то? – продолжал офицер. – С ними, конечно, хлопотнее, чем одной, зато занимательней.
– Да хлопот я не боюсь, – пробормотала девушка.
– Так за чем же дело стало?
– Кем я буду-то среди людей, ваше благородие? – спросила Василиса скорее у самой себя, чем у офицера.
– Ну… при мне жить будешь.
– А вам я зачем?
Офицер явно забавлялся их разговором.
– А совета у тебя буду спрашивать… духовного. Опять же, о прошлом моем или будущем что-нибудь расскажешь.
– Так для того и цыганку можно позвать.
– Вот не поверишь – на всю Тавриду ни единой цыганки! Хоть в Валахию возвращайся – там табор на таборе. Да и потом: одно дело цыганке ручку золотить, а другое – со старицей беседовать.
– В прошлый раз вы нашей беседой недовольны остались, – тихо напомнила Василиса.
Но офицер как будто не хотел вспоминать своего недовольства:
– Ты в прошлый раз про пулю что-то говорила, – сказал он, – от нее, мол, не уберечься. Растолкуй, что в виду-то имела? Что сразят меня в бою?
На вид офицер был по-прежнему насмешлив и невозмутим, но Василиса поняла, что именно за этим он и приехал вновь: узнать, останется ли жив. Прежде, чем ответить, поглядела она ему прямо в глаза (он не отвел взгляда) и ощутила столь мощную, сокрушительную жизненную силу, от него исходящую, что преисполнилась уважения и восхищения. И, готовясь говорить, ответ уже знала твердо:
– Вы изо всех своих сражений победителем выйдете, ваше благородие, – сказала она. – И смерть от вас отступаться будет, пока вы сами от жизни не устанете, – добавила с невесть откуда взявшейся уверенностью.
У офицера зажглись глаза, едва скрывал он переполнявшее его ликование:
– Вот как? Ну, спасибо, пустынница!
– Бога благодарите, не меня. Одарил он вас превыше других.
Офицер поднялся во весь рост и прошелся взад и вперед. Была б его воля – взлетел бы!
– Нет, теперь я тебя здесь ни за что не оставлю, – объявил он вроде бы шутя, но непреклонная решимость проступала сквозь шутку.
Василиса покачала головой:
– Жить при вас велика мне честь! Другим женщинам сие предложите. Или на всю Тавриду ни одной такой не сыскать?
