Он потрогал себя за уши, словно проверяя, так ли это. Уши у него были похожи на тонкие раковины жемчужниц. Когда Вика была маленькая, то находила такие на берегу Камы. У нее и у самой были такие уши; сын вообще был на нее похож.
– А какой это был урок? – спросила Вика.
– Я не очень понял. Просто разговор.
«И правда, игра какая-то, а не учеба», – подумала она с тревогой.
Но что в ее тревоге толку? Ничего уже не поделаешь.
Они дошли до входа в крытый рынок, такой же старинный, как и все в этом городе. Из-под его сводов, из многочисленных кафешек, доносился жизнерадостный шум и плыли, смешиваясь, разнообразные вкусные запахи.
– Мам, я есть совсем не хочу, – сказал Витька. – Давай просто так посидим? В школе потом пообедаю.
Вика не стала настаивать. Ей и самой кусок не полез бы сейчас в горло, а Витька тем более взволнован. Она-то лишь о расставании с ним думает, а он – о многом, о многом… О новой своей жизни.
Пошли по улице дальше, миновали рынок, вошли в просторный двор, окруженный большими зданиями, и сели на ступеньки того из них, которое напоминало театр.
– Вить, – сказала Вика, – я ведь долго не смогу к тебе приехать.
– Я знаю.
Голос сына звучал спокойно, но на нее он старательно не смотрел, и ухо-жемчужница стало совсем белым.
– Если ты скажешь, я тебя сразу заберу. Как только ты скажешь.
Он молчал. Вика не знала, какой его ответ сделал бы ее счастливой. То есть счастливой – знала: если бы он сказал: «Забери меня сейчас». Но через сколько недель или месяцев это ее мгновенное счастье полностью съелось бы виной и отчаянием, – на этот вопрос у нее ответа не было.
– Мам, – наконец проговорил Витька, – ты же сама говорила…
– Что? – подождав немного, спросила она.
– Что неосмысленную жизнь не стоит жить…
– …но и непрожитую жизнь не стоит осмыслять, – улыбнувшись, закончила Вика.
Умный у нее ребенок, что тут скажешь!
– А у меня теперь это – вместе, – сказал ее умный ребенок. – Я буду и жить, и осмыслять.
– Да.
Человек со стороны, может, его слов не понял бы. Но Вике они были понятны совершенно. Слишком долго она внушала себе каждое утро: живи и не думай, не думай ни о чем, иначе не выживешь… И если даже она, человек взрослый и по натуре не из слабых, чувствовала, что от этого у нее начинает мутиться сознание, то что станется с сознанием ребенка?..
– Мне здесь нравится, мам, – добавил он извиняющимся тоном. – Сразу понравилось. Даже не понимаю почему.
– А весной мне сказал: ничего особенного!
