Так или иначе, но вскоре всем стало ясно, что речь идет вовсе не об огульной распродаже короной должностей и имений. И пусть нас не вводит в заблуждение остроумное замечание Ричарда о том, что он бы продал и Лондон, если бы подвернулся приличный покупатель. Как мы уже убедились, Лоншан возвращал королю не только попавшие не в те руки должности, но и поместья, причем большую часть из них он затем вновь пускал в оборот. Почему он так поступал, в общем-то не совсем понятно. Кроме чисто финансовой, можно допустить еще несколько причин: самодурство, о котором часто упоминается в источниках, страх утратить контроль над страной, реакция на криминальные действия или подозрения в криминальных намерениях тех, кто был лишен собственности, а может быть, секретная директива самого короля. Как сообщает Девиз, король в то время пробуждал у всех обращавшихся к нему просителей надежды на удовлетворение их жалоб и отсылал их назад к Лоншану, снабжая сопроводительными письмами обнадеживающего содержания. Нередко случалось, что в тяжбах обе стороны козыряли королевскими письмами в свою пользу. Это могло истолковываться по-разному — как проявление милости, в тех случаях, когда не было оснований отказывать в ней просителю, либо передачу дела на рассмотрение в обычные судебные инстанции или делегирование права на принятие решения верховному судье. Однако в особо важных случаях специальные уполномоченные короля зорко следили за тем, чтобы королевская воля истолковывалась верно. Имеется ряд бесспорных доказательств дублирования писем, когда вслед любезным посулам летели письма с недвусмысленными приказами. Поэтому следует весьма скептически относиться к утверждениям о том, что подобные противоположные изъявления монаршей воли могли вносить путаницу в английскую административную систему. Глава правительства Лоншан прекрасно понимал желания короля, а когда перестал, — не почувствовал, что время подавать в отставку, — то в сложившихся обстоятельствах это уже не играло никакой роли. Несомненно и то, что подобная практика значительно осложняла ему исполнение обязанностей. Необходимо признать и то, что Ричард сам в значительной мере способствовал его падению, поскольку ему удобно было иметь в лице Лоншана своеобразного козла отпущения и ненавистного для всех обиженных вымогателя, а сам он как бы стоял в стороне и в ознаменование предстоявшего отъезда раздавал милости направо и налево. Впрочем, это было вполне в духе его жизненных установок — быть добрым королем для как можно большего числа подданных. В конце концов это помогло сместить с должности сыгравшего свою роль верховного юстициария, и уход Лоншана действительно никак не отразился на репутации королевской власти. Удивительно, сколь многолик был тот, кому так часто приписывали «multum iratus»
