И прежде чем Алиса окончательно исчезнет из нашего повествования, необходимо сказать несколько слов о ее дальнейшей судьбе. В 1193 году Филипп делает попытку освободить ее из Руанской башни, но осада города потерпела неудачу. Чуть раньше он предлагает ее женатому Иоанну, и, как можно предположить, в качестве супруги. 20 августа 1195 года, вскоре после того, как Филипп, наконец, освобождает ее из-под власти Ричарда, она выходит замуж за Вильгельма III Понтейского, верного сподвижника французского короля. Своего приданного, графства Ю и города Арке в Нормандии, захваченных Филиппом в отсутствие Ричарда и вскоре отвоеванных последним, она так и не увидела при жизни. Более того, вскоре после свадьбы владения ее супруга, расположенные между Нормандией и с 1197 года союзной Ричарду Фландрией, превращаются в поле битвы. Таким образом, Алиса надолго, как никогда прежде, приблизилась к своему бывшему жениху. Она оставила дочь Марию.
Вернемся теперь от 1191 года, ознаменовавшего собой конец политики уступок Филиппа, в те времена, которые источники и историки считают периодом относительного взаимопонимания — точка зрения, не вызывающая возражений, — если вспомнить о его предпосылках. Филипп стремился не дать Ричарду ни малейшего повода для отказа от участия в крестовом походе. Недоверие наблюдалось с обеих сторон. В конце концов дело дошло до того, что они стали «заглядывать друг другу в карты», как образно заметил Бертран де Борн. Ричард принимает соответствующие меры на тот случай, если в его отсутствие Филипп начнет войну, о чем пойдет речь в следующей главе, Филиппа же терзают страхи, что Ричард либо вовсе не выступит в поход, либо досрочно из него вернется — интересный случай проекции своего стиля поведения и приписывания другим своих черт характера, — что так или иначе говорит не в его пользу. И снова мы слышим обвинения Филиппа в адрес Ричарда, которые изобличают самого французского короля. В письме Филиппа Ричарду, написанном в октябре 1189 года, и в договорах, которые были заключены по вопросам организации крестового похода, вновь и вновь подчеркивается необходимость одновременного выступления. Филипп боялся опередить Ричарда даже на один переход, хотя, выступив первым, он мог бы нажить значительный политический капитал. Эго подтверждает то место у Ригора, где говорится о различных сроках отплытия из Мессины в Акку. Не зная далеко идущих планов Филиппа, трудно было бы понять его нервозность. В конце концов, именно Ричарду и по вполне понятным причинам следовало опасаться нападения Филиппа на Вексен или на другие его владения. Но какой агрессии мог ожидать Филипп от задержавшегося во Франции Ричарда? Ведь не мог же он вообразить, что тот, пока он сам сражается в Палестине во славу Господню и, быть может, свою, предпочтет разорять Иль-де-Франс? Скорее он боялся не Ричарда-агрессора, а Ричарда, отказавшегося от крестового похода. Если из-за недоверия к нему тот предпочел бы остаться дома, то это бы означало жалкий крах всей его политики, как прошлой, так и будущей. Из «дальновидной» она в единый миг могла превратиться в непростительно близорукую. И могло оказаться, что в Бонмулене он и вправду поставил не на ту лошадку. Инициатива перешла бы к Ричарду, и Филиппу пришлось бы только защищаться. И ему оставалось лишь надеяться на то, что Ричард все же пойдет в поход, тревога же объяснялась тем, что заставить его сделать это он не мог.
