Я не первый и не последний артист, освободившийся от алкогольной зависимости. Через несколько лет, когда я признался в СМИ, что некогда сильно выпивал, и лишь Катенька и счастливый случай спасли меня от трагедии, больше всех данной информации были удивлены моя подросшая дочь Ника и Катенькины родители Жанна Рафаиловна и Виктор Евсеевич. Все эти годы при постоянном ежедневном контакте с дочкой и родителями Катеньке удавалось скрывать от них моё пристрастие к алкоголю. Это была её подлинная женская мудрость, в которой мне ещё многажды приходилось убеждаться. Она в гордом одиночестве сносила все семейные проблемы, возникавшие в связи с моим пьянством. Понятно, как тяжело ей приходилось, но никто в семье ею не был настроен против меня, что сослужило прекрасную службу в дальнейшем.
Даже сейчас, когда Катеньки не стало, мы остаёмся настоящей семьёй, хоть и с изъятым из неё стержнем…
Мой приход в Театр Сатиры совпал с трагическими событиями в его истории. С кратчайшим промежутком во времени скончались два крупнейших артиста не только этого театра, но и всей российской сцены, на которых держался репертуар Сатиры — Андрей Александрович Миронов и Анатолий Дмитриевич Папанов. Театр не просто осиротел, он находился в шоковом состоянии.
Валентин Николаевич Плучек очень бережно относился к своей труппе, долго и тщательно подбирал её, и практически одновременная кончина двух ведущих актёров могла показаться действительно катастрофой. Тем более для человека пожилого, каким тогда нам представлялся главный режиссёр. Но Валентин Николаевич стоически пережил удар и начал строить труппу как бы заново, принимая в театр молодых артистов и на них выстраивая новый репертуар.
Я оказался в их числе, более того — очень востребованным, причём в главных ролях. За короткое время мне удалось сыграть в нескольких спектаклях Плучека: Хлестакова в «Ревизоре» Гоголя, Петруччо в «Укрощение строптивой» Шекспира, Курослепова в «Горячем сердце» Островского, Пичема в «Трёхгрошовой опере» Брехта, Тапёра в «Клопе» Маяковского. Это была потрясающая школа.
Спектакли, конечно, не были равноценными. Искусство даже очень больших мастеров не состоит из одних успехов и вершин. Валентин Николаевич был уже весьма немолод, и генерировать новые идеи ему было нелегко. Но подробность и глубина, с которой он разбирал пьесы, точность замечаний, абсолютное понимание самой природы актёрской деятельности у него сохранялись на высочайшем уровне. Плучек не позволял себе халтурить и не давал халтурить своим артистам. Мастер никогда бы не выпустил сырой, не до конца отрепетированный спектакль, в котором он бы не был уверен в каждой детали. Уважение к зрителям и к своей профессии было для него превыше всего.
