Не могу сказать, что мне сразу удалось занять на курсе своё место, впоследствии уже практически не оспариваемое в ансамбле. Повторяю, всё мне давалось трудно, приходилось многократно доказывать педагогам и соученикам, что я имею право быть артистом, обладаю собственным ви́дением роли, определёнными профессиональными навыками и готов это демонстрировать на сцене.
Наступила осень 1977 года, мы перешли на четвёртый, последний курс обучения. Мы уже играли большие спектакли и готовились к настоящей «жизни в искусстве», естественно, как это свойственно молодости, видевшейся нам в мажорных, не предполагающих неудач тонах.
Леонид Абрамович Хаит сумел сплотить наш курс, привить нам общий взгляд на искусство театра кукол и на своё место в нём. Театр Образцова, в котором мы проводили почти всё время, несмотря на большую популярность у зрителей и непрекращающиеся зарубежные гастроли (чем тогда не мог похвастаться ни один другой театр страны), находился не в лучшем состоянии. Новые спектакли ставились редко, репетировались очень подолгу. Огромный профессионализм и мастерство, безусловно, сохранялись, как и традиции коллектива, которому на тот момент уже было более сорока лет. Но какой-то творческий азарт, желание обновления, поиск новых форм и способов сценического существования из театра ушли.
Самый популярный его артист, великий Зиновий Ефимович Гердт в гораздо большей степени реализовывал себя в кино и на телевидении, чем в театре. Сопостановщик Образцова по многим его легендарным спектаклям Семён Соломонович Самодур, как и Гердт, игравший в театре главные и «живоплановые» роли, не находил себе достойного места в текущем репертуаре. Да и Сергей Владимирович Образцов нёс непосильный груз обязанностей, преподавал, писал книги, снимал фильмы и телепрограммы, занимал массу общественных постов, включая международные, съедавшие почти всё его время.
Конечно, сохранялась их огромная театральная культура, мы учились на их спектаклях, могли следить, как рождается образ, как отсекается всё лишнее, наносное, но хотелось чего-то большего. Тем более что провинциальные, прежде всего сибирские театры доказывали: в рамках театра кукол можно ставить решительно всё, поднимать любые темы, играть самую неожиданную драматургию, зачастую недоступную театру драматическому.
Нам хотелось работать вместе, всем курсом, искать новые формы, пробовать, ошибаться, занять своё место в театральном процессе. Правда, желание это было скорее неосознанное, никак вербально не выраженное.
