– Сэмми, если повезешь Фэнни на станцию, можешь не возвращаться. Возможно, ты и не собираешься. О, я знаю, у тебя нет багажа, но в данных обстоятельствах тебе это не помешает.
Фэнни стояла в холодном молчании. Казалось, она играла роль театрального зрителя, как и я. Мне вспомнилось, что однажды сказал один американский торговец: «В бизнесе ни в коем случае не позволяй себе оскорбляться. Пусть другой говорит все, что хочет, а когда выплеснет свою злобу, принимайся за дело. Тебе нужны не комплименты из его уст, а деньги из его кармана».
Рубинштейн бросил взгляд через плечо:
– Руперт, машина готова? Отлично. Тогда мы едем.
Он взял Фэнни за локоть. Лал бросилась вперед и схватила Фэнни за руку. Несколько секунд длилась борьба, потом, впервые в жизни применив силу против жены, Рубинштейн оттолкнул ее и вышел вместе с Фэнни.
Я мельком увидел лицо Лал и начал подниматься по лестнице. Эта сцена сама по себе была скверной; по-следствия будут невыносимыми. Обогнув поворот лестницы, я наклонился, чтобы поднять недокуренную сигарету, может, ту, что Фэнни курила, когда разговаривала с Брайди, и услышал, как Лал произнесла:
– Он уехал, уехал насовсем.
– Он вернется до ужина, – сказал Паркинсон. – Принести таблицы для бриджа?
И занялся поиском карт и таблиц для подсчета очков.
В общем, погода очень скверная,
И весьма неприятная ночь.
Т. Инголдсби
Тот вечер стал для меня одним из самых тревожных и беспокойных. К игрокам в бридж я не присоединился, сказал, что мне нужно писать письма. Услышал, что Грэм произнес ту же отговорку. Около семи часов я спустился вниз и увидел Паркинсона, Брайди и Роуз Пейджет, играющих в бридж. Атмосфера оставалась все такой же напряженной, и когда я появился в холле, они положили карты.
– Который час? – спросил Брайди.
– Семь часов, – ответил я. – Рубинштейн должен скоро вернуться.
От Плендерс было всего полчаса езды до Кингс-Бенион, это означало, что если Фэнни села на поезд в шесть двадцать восемь, а Рубинштейн и она, судя по выражению их лиц, ставили себе такую цель, то он должен был появиться с минуты на минуту. С любым другим водителем нужно было бы сделать поправки на погоду, но Рубинштейн в таком состоянии забывал об осторожности и здравом смысле. Игроки, положив карты, встали с облегченным видом.
– Наверное, почти пора одеваться к ужину, – сказала Роуз. – Где миссис Рубинштейн?
– У себя в комнате, – резко ответил Паркинсон. – Вместе с горничной. Горничная живет ради подобных сцен. Для нее они не только хлеб, но и мед. Она испанка и презирает Рубинштейна за то, что он не только неверующий, но еще и еврей. – Он глубоко вздохнул. – Ох уж эти две женщины, – пробормотал Паркинсон, кивнул нам и вышел.
