– Так-то оно так, но есть и другая поговорка: яблоко от яблони… – медленно, с трудом подбирая слова, произнес недавний друг и учитель.
– Это все бездоказательно! Вы что, мои статьи не читали? Там есть хоть слово неправды? А если вам мой отец не нравится, так сами ему об этом и скажите! – Ваня начал горячиться, слова вылетали быстро, как из пулемета.
«Расстрелянный» Митрич насупился и опустил глаза.
– Ты-то сам, может, и ничего парень, но те силы, которые стоят за твоим отцом, наверняка тебя используют.
– Никто меня ни в чем не использует! – голос предательски сорвался, и Ваня испугался, что расплачется – прямо тут, в кабинете, перед Митричем.
– Ты что, и в самом деле Иванушка-дурачок или прикидываешься? Сам не понимаешь, что творится? – в сердцах бросил главред. – Тебя могут использовать незаметно, против твоей воли. Поэтому к нашей городской прессе я тебя больше не подпущу. Так что иди-ка ты лучше с миром, не скандаль.
Ваня выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью. Уроды! Какие же они все уроды, эти взрослые, все до одного!
Через полчаса он был дома. В комнате сидел отец. На лице его играла довольная улыбка.
– Ты у нас, говорят, юное светило местной журналистики? Молодец, поздравляю! А что, если тебе поработать и для семьи?
Ваня пораженно молчал, выжидая.
– Напиши-ка ты статью о будущем строительстве. О том, как увеличится приток туристов, сколько город получит новых рабочих мест, сколько денег придет в бюджет.
Надо же! А ведь Митрич, похоже, был недалек от истины! Неужели отец и в самом деле хочет использовать своего сына и сделать его «подсадной уткой?» Потом мелькнула новая мысль: неужели папаша, со всеми своими деньгами, оказался бессилен против старого журналиста и его команды? Несмотря на обиду и злость, Ваня не смог не порадоваться за учителя.
Но у него теперь была своя правда и своя дорога, куда бы эти недалекие взрослые не толкали его. И он ответил отцу – с вызывающим задором:
– Знаешь, а я ведь передумал!
– То есть? – брови отца недоуменно поползли вверх.
– Понял, что журналистика – это не мое. Так что теперь я, пожалуй, соглашусь на твое предложение и стану финансистом. Но – не задаром.
– Сколько? – поинтересовался отец, потянувшись к нагрудному карману. Он выглядел сбитым с толку.
– Десять тысяч.
– Зачем?
– На карманные расходы.
Отец вытащил две красненькие бумажки, положил на стол.
– Ты не понял. Мне нужны бумажки другого цвета, – хмыкнул сын. – И с иностранными буквами. И еще. В Москву я по-любому не поеду, подыщи мне универ тут.
