В ящике был счет за вывоз мусора, реклама нового магазина по продаже матрасов. И… больше ничего.
* * *
Шесть часов спустя, проснувшись в своей кровати, Бинг услышал трепетное звучание скрипки, а затем пение мужчины, голос у которого был таким же гладким и пышным, как глазурь ванильного торта. Это был его тезка, Бинг Кросби[24]. Мистер Кросби мечтал о белом Рождестве, похожем на те, что он знал раньше.
Бинг подтянул одеяло к подбородку, прислушался. Пластинку была старой и виниловой, так что к мелодии примешивался легкий скрип иглы. Он выскользнул из постели и подкрался к двери. Пол холодил его босые ступни. В гостиной танцевали родители Бинга. На отце, который стоял к нему спиной, был камуфляжный костюм горчичного цвета. Мать, положив голову Джону на плечо, закрыла глаза и слегка приоткрыла рот, словно танцевала во сне. Под приземистой, уютной, окутанной мишурой елкой ждали подарки: три больших зеленых помятых баллона с севофлураном, украшенные малиновыми бантами.
Родители повернулись, медленно кружа, и тут Бинг понял, что на отце противогаз, а мать танцует голая. Ко всему, она спала, так что ноги у нее волочились по половицам. Отец обхватывал ее за талию, его руки в перчатках покоились на изгибе ее белых ягодиц. Голый белый зад матери светился как какое-то небесное тело, был бледен как луна.
— Па? — спросил Бинг.
Отец продолжал танцевать, поворачиваясь и увлекая за собой мать Бинга.
— СПУСКАЙСЯ, БИНГ! — воскликнул глубокий, рокочущий голос, настолько громкий, что в шкафу задребезжал фарфор. Бинг покачнулся от удивления, сердце содрогнулось у него в груди. Игла на пластинке подскочила и опустилась ближе к концу мелодии. — СПУСКАЙСЯ! ПОХОЖЕ, РОЖДЕСТВО В ЭТОМ ГОДУ ПРИШЛО РАНО, НЕ ТАК ЛИ? ЙОП-ЭЙ-ЙОП!
Отчасти Бингу хотелось броситься обратно к себе в комнату и громко хлопнуть дверью. В то же время он хотел закрыть глаза и уши, но не находил силы воли, чтобы сделать хоть что-то. Он робел при мысли о каждом шаге вперед, но ноги так и несли его, — мимо елки и баллонов с севофлураном, мимо отца и матери, а дальше — по коридору и к входной двери. Она распахнулась даже прежде, чем он коснулся ручки.
Цветы из фольги в его дворе мерно вращались посреди зимней ночи. Он получал по одному цветку из фольги за каждый год работы в «НорКемФарме», это были подарки для вспомогательного персонала, вручаемые на ежегодной праздничной вечеринке.
Страна Рождества ждала его по ту сторону двора. Грохотали Санные Горки, а дети в тележках кричали и поднимали руки в морозной ночи. Огромное Колесо Обозрения — Глаз Арктики — крутилось на фоне незнакомых звезд. На Рождественской Елке высотой с десятиэтажный дом, а в обхвате такой же широкой, как дом Бинга, горели все свечи.
