Выпили.
— Отчего кабатчику не слѣдъ водки пить? спросилъ староста.
— Не подобаетъ тѣмъ товаромъ баловаться, которымъ самъ торгуешь, такое ужъ это правило. Начнешь баловаться, привыкнешь, да весь свой товаръ и стравишь въ себя.
— Ну, ты мужикъ не таковскій.
— Крѣпимся. Теперь только ради пріятства съ хорошими людьми пью, да ради немощи на манеръ лекарствія, а когда-то вѣдь и я шибко баловался.
— Быль молодцу не укоръ. По второй рюмочкѣ… предложилъ староста.
— Да развѣ ужъ, чтобы не хромать, согласился кабатчикъ и опять выпилъ.
Староста заговорилъ, что безъ «троицы домъ не строится», «безъ четырехъ угловъ и крышу не кроютъ». Кабатчикъ при каждой рюмкѣ оговаривалъ себя, но бутылку со старостой все-таки выпилъ. Лицо его было потно, глаза масляны. Появился самоваръ на столѣ.
— Вотъ это мой напитокъ! возгласилъ онъ. — Но, откровенно говоря, чаемъ люблю баловаться больше въ трактирѣ. Совсѣмъ фасонъ другой. Я, вонъ, и у себя дома… Завсегда послѣ обѣда къ себѣ въ заведеніе иду. Гости ли пріѣдутъ ко мнѣ — сейчасъ въ заведеніе къ себѣ ихъ веду чаемъ поить.
— Ну, а у насъ этого нѣтъ. У насъ дома, потому трактиръ-то пять верстъ отъ насъ, отвѣчалъ староста.
— А жаль, очень жаль, подхватилъ кабатчикъ. — Для вашего благоустройства бы слѣдовало. А то деревня у васъ этакая богатая, большая, а заведенія нѣтъ, негдѣ и переговорить по душѣ съ благопріятелемъ. Да вотъ хоть бы и тебѣ… Ты человѣкъ служебный, у тебя дѣла общественныя, служишь ты обществу, а гдѣ тебѣ объ общественныхъ дѣлахъ съ нужнымъ человѣкомъ за чайкомъ переговорить? Вѣдь тоже всякаго къ себѣ въ домъ не поведешь къ самовару. Во-первыхъ, бабъ отнимать отъ дѣла надо, а во-вторыхъ, можетъ быть и такіе люди есть, которые тебя угостить желаютъ, такъ какъ ихъ къ себѣ-то звать!
— Что вѣрно, то вѣрно, но что жъ ты подѣлаешь съ міромъ-то, коли не желаетъ онъ въ своей деревнѣ трактира!
— Знаю. Мужики боятся ослабнуть, коли трактиръ будетъ, а это вѣдь все пустяки. Ужъ кто захочетъ ослабнуть, тотъ и за пять верстъ въ кабакъ пить побѣжитъ. Да вотъ у васъ питейнаго заведенія не имѣется, а нешто нѣтъ ослабшихъ отъ вина людей?
— Есть, какъ не быть. Да вотъ Кириллъ Афанасьевъ, Матвѣй Федоровъ. У Матвѣя Федорова даже и жена вмѣстѣ съ нимъ хлещетъ.
— Ну, вотъ видишь, видишь! А вѣдь всегда на питейное заведеніе поклепъ идетъ. «У насъ-де въ деревнѣ питейное заведеніе и все эдакое, такъ оттого мужики и пьютъ». Нѣтъ, ужъ кто не пьяница, такъ хоть десять питейныхъ заведеній въ деревнѣ будь, онъ не сопьется.
