Лариса Матвѣевна такъ и сыпала словами.
— Къ послѣзавтрему я постараюсь достать денегъ, — сказалъ Изнанцевъ.
— Но сколько-же? Сколько? Вѣдь мнѣ нужно не меньше ста рублей. Да и сотней рублей я наврядъ обернусь. У насъ нѣтъ даже кое-какихъ принадлежностей костюма. У меня и у дочери… Самыхъ необходимыхъ принадлежностей.
Изнанцевъ покачалъ головой.
— Странно, что вы, проживъ въ Ниццѣ столько денегъ, не могли себѣ пріобрѣсти тамъ даже самыхъ необходимыхъ принадлежностей костюма, произнесъ онъ, тяжело вздохнувъ. — Вѣдь вы за два мѣсяца прожили больше двухъ тысячъ рублей.
Лариса Матвѣевна улыбнулась.
— Принадлежности костюма куплены, даже съ избыткомъ куплены, но онѣ тамъ остались.
— Какъ тамъ? Гдѣ тамъ?
— Боже мой, да въ Ниццѣ, въ гостиницѣ, въ пансіонѣ.
— Зачѣмъ-же это онѣ тамъ-то остались? Отчего вы ихъ съ собой не привезли?
Изнанцевъ былъ въ полномъ недоумѣніи, дѣлая эти вопросы.
Лариса Матвѣевна слезливо заморгала глазами и поднялась со стула.
— Папочка, ты меня прости. Я должна тебѣ признаться… Вѣдь съ нами случился большой грѣхъ, — заговорила она. — То-есть не грѣхъ, а какъ-бы это тебѣ сказать… большая непріятность… Но ты меня прости… — прибавила она, подошла къ мужу и поцѣловала его въ голову. — Вѣдь нашъ большой сундукъ съ вещами въ Ниццѣ въ гостиницѣ остался. Ахъ… Конечно, это легкомысліе и проклятая рулетка… Я не знаю, право, какъ тебѣ и объявить.
— Говори, говори… Я что-то предчувствую… — глухо произнесъ Изнанцевъ, вскочилъ со стула и заходилъ по комнатѣ, отирая платкомъ лысину.
Жена потупилась и сказала:
— Мы уѣхали изъ Ниццы, не заплативъ въ гостиницѣ восемьсотъ франковъ за пансіонъ.
— То-есть какъ-же это такъ не заплатили? А вещи, стало-быть, остались за долги?
— Нѣтъ, у насъ не оставляли, а мы сами ихъ оставили. Но ты не безпокойся. Вещи не пропадутъ. Стоитъ только послать Марьѣ Ларіоновнѣ восемьсотъ франковъ и на пересылку, она возьметъ ихъ въ гостиницѣ и привезетъ въ Петербургъ… Такъ мы и уговорились.
Изнанцевъ остановился ходить, развелъ руками, и у него вырвалось:
— Господи! Что-же это такое! Не только безъ часовъ, безъ золотыхъ украшеній, но даже и безъ гардероба въ Петербургъ вернулись! Ну, путешественницы!
— Ты не сердись. Вещи цѣлы… Все цѣло… — перебила его жена. — Золотыя вещи въ occasion, а сундукъ съ гардеробомъ въ гостиницѣ. Проклятое Монте-Карло виновато.
— Поѣхали нервы въ тепломъ климатѣ укрѣплять… Поѣхали на солнцѣ грѣться… Морскимъ воздухомъ дышать, — продолжалъ Изнанцевъ. — А сами…
