— Коммерціи совѣтники въ рынкѣ по праздникамъ торгуютъ.
— Тоже сѣрые, если не хотятъ дать отдыха своимъ служащимъ. Вѣдь и коммерціи совѣтникъ можетъ быть сѣрѣе сѣраго! Но я знаю, на кого ты намекаешь. У этого коммерціи совѣтника только приказчики по праздникамъ торгуютъ, онъ вѣритъ имъ или смотритъ сквозь пальцы на какіе-нибудь недочеты, а самъ дома сидитъ съ женой, съ дѣтьми.
— Да вѣдь я въ праздники по вечерамъ дома, — попробовалъ оправдаться Потроховъ.
— Молчи! Сквалыжникъ, грошовникъ! — закричала жена, схватила со столика флаконъ съ одеколономъ и кинула въ мужа.
Тотъ увернулся и вспыхнулъ.
— Маменька, да что-же это такое? — обратился онъ къ тещѣ.
Добродушная, безбровая съ широкимъ лицомъ теща только тяжело вздохнула и развела руками.
— И ума не приложу. Мы со старикомъ тридцать лѣтъ прожили и промежъ насъ ничего таковскаго не было, — проговорила она.
— Не было, не было, — подхватила Аграфена Степановна. — Я помню, что не было, такъ развѣ такъ жили? Папенька къ часу каждый день приходилъ изъ лавки домой, обѣдалъ, а потомъ спалъ у себя въ кабинетѣ. По вечерамъ бывали мы иногда и въ театрѣ…
— Да что тебѣ въ снѣ-то моемъ! — закричалъ Потроховъ.
— Теперь ничего, ничего мнѣ отъ тебя не надо. Довольно. Ни о чемъ я больше не буду просить. Но если-бы ты удѣлялъ мнѣ хоть время для обѣда, то ничего этого-бы не вышло. А теперь я потеряла терпѣніе и не могу больше, не могу!
Аграфена Степановна закрыла лицо руками и опять заплакала.
— Да и сонъ послѣ обѣда… — прибавила для нея мать. — Хоть и спитъ, но все-таки дома. Все-таки это для жены веселѣе. Все-таки она не въ одиночествѣ. Хоть и храпитъ мужъ, а все-таки чувствуешь, что живой человѣкъ около тебя…
— Да конечно-же… — пробормотала дочь.
И опять послышались рыданія.
Было девять часовъ вечера. Горничная Потроховыхъ доложила хозяевамъ, что ужинъ поданъ, но Аграфена Степановна въ столовую не пошла. Николай Емельяновичъ звалъ ее, но она сидѣла, отвернувшись отъ него, кусала съ досады носовой платокъ и молчала. Онъ попробовалъ перевести ее въ столовую ласками и шуточками.
— Полно, голубушка, полно плакать-то о пустякахъ. Только даромъ глазки портишь. Пойдемъ, съѣдимъ чего-нибудь по кусочку, а потомъ чайкомъ запьемъ. Я тебѣ твоихъ любимыхъ заварныхъ бараночекъ принесъ, — проговорилъ онъ, стараясь быть какъ можно нѣжнѣе, обнялъ жену и старался поднять ее съ дивана, но она оттолкнула его и замахнулась, сдѣлавъ злобную гримасу.
Мужъ и самъ озлился.
