Дама с рубинами (др.перевод) | страница 13



Маленькая, хрупкая советница грациозно выступала около своего зятя. Кружева ее чепчика слегка развевались от сквозняка на лестнице, а короткий темный шлейф благородно шуршал по каменным ступеням. На ее лице ясно были написаны недовольство и беспокойство.

Комнаты Лампрехта выходили на лестницу и замыкали длинный ряд покоев среднего этажа. Позади этих комнат со стороны двора проходил коридор, или сени, как его называли в доме; своей длиной и шириной он ясно свидетельствовал, что в старину места не жалели. Этот коридор оканчивался лишь позади самой последней комнаты, так называемой красной гостиной; там он загибал за угол восточного флигеля и, сильно суживаясь, проходил позади комнаты, где умерла Доротея. Здесь он был совершенно темным и только там, где несколько ступеней вели в пакгауз, падал скудный свет сквозь маленькое оконце под самым потолком.

В сенях стоял старинный открытый буфет изумительной работы. У задней стены, между темными дверями, ведущими в комнаты, длинными рядами выстроились стулья, на сиденьях и спинках которых все еще красовался тисненый желтый бархат, привезенный одним из хозяев фирмы из Голландии. Тут устраивался не один обед, исполнялся не один менуэт, в этой обстановке легко было представить некрасивую Юдифь и обольстительную молодую женщину с рубинами в волосах. Старинные сокровища прадедов хотя и сохранились еще в этих покоях, но в комнатах хозяина дома они уже давно вынуждены были уступить свое место современной роскоши.

Комната, в которую Лампрехт ввел свою тещу, напоминала скорее дамский будуар, чем кабинет мужчины. Розовое дерево, шелк, акварели и нежный розовый свет, пробивавшийся сквозь занавески, тяжелая мебель — все это составляло одно из тех гнездышек, в котором невольно представляешь себе хорошенькую молодую женщину. Да и действительно здесь жила покойная жена Лампрехта.

Советница направилась к одному из маленьких кресел, которые, будучи полускрыты кружевами и шелковыми складками, ютились у окон. В этой комнате ей редко приходила мысль о дочери, когда-то жившей в ней; она привыкла видеть здесь своего зятя, сидящим у маленького письменного стола и пользующимся изящными письменными принадлежностями. Как человек очень экспансивный, он в первое время после смерти жены заперся в этой комнате, и с тех пор она сделалась его обычным местопребыванием.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула старушка, останавливаясь, как прикованная, возле письменного стола, около которого только что собиралась сесть.