Но Юрій Михайловичъ жаловаться мировому, сколько ни упрашивалъ управляющій, не позволялъ. Однако, всѣ эти ежедневные разговоры и исторіи въ концѣ концовъ сдѣлали свое дѣло. Смертельная борьба двухъ управляющихъ отразилась таки на Юріи Михайловичѣ и Вѣрѣ Павловнѣ; они перестали видаться и въ послѣдній разъ встрѣтились у опушки парка, очень сухо раскланялись и разошлись въ разныя стороны.
Наконецъ, сегодня, въ этотъ чудный августовскій день, управляющій явился передъ Юріемъ Михайловичемъ, совсѣмъ багровый, трясясь какъ въ лихорадкѣ, и долго не могъ произнести слова.
— Что съ вами? что такое случилось? — даже встревожился Юрій Михайловичъ.
— А то-съ… а то-съ, что вотъ вы не дозволяли къ мировому, а они насъ упредили — и на насъ жалоба… Вотъ-съ до чего дошло!..
— Да полно-те… какая тутъ жалоба? кто это вамъ сказалъ?..
Но управляющій, съ отчаяннымъ и въ то же время торжественнымъ жестомъ подалъ повѣстку, Юрій Михайловичъ пробѣжалъ ее глазами.
— Такъ это васъ вызываютъ, а не меня, и по жалобѣ управляющаго госпожи Тренеръ, а не ея самой…
— Это все одно-съ, все одно-съ, — трясся и задыхался управляющій, — дайте срокъ — она и васъ самолично притянетъ-съ… къ тому идетъ…
«Однако, хоть и пустяки, а все же непріятно, да и, наконецъ, надоѣдать начинаетъ… И чего это она придирается»… думалъ Юрій Михайловичъ, совсѣмъ уже приближаясь къ дубамъ, за которыми начинался небольшой, но густой и тѣнистый паркъ Вѣры Павловны. Онъ подошелъ къ дубу-великану, подъ вѣтвями котораго любилъ отдыхать, любуясь зеленой равниной и широкой далью, и уже хотѣлъ было опуститься на траву, какъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него послышалось ворчаніе, а затѣмъ хоть и не особенно внушительный, но сильно враждебный лай. Темносѣрый съ черной полосой на спинѣ мопсикъ кинулся къ нему, подпрыгивая и ныряя въ травѣ, остановился передъ нимъ какъ вкопанный, поднялъ круглую, обрюзглую, съ приплюснутымъ носомъ мордочку, устремилъ на него большіе, черные и круглые глаза — и глухо зарычалъ, выжидая и обдумывая положеніе.
— Здравствуйте, Юрій Михайловичъ! — раздался пріятный женскій голосъ.
Вѣра Павловна едва улыбалась кончиками губъ, еще не рѣшаясь — протянуть или не протянуть ему руку. Она вышла изъ тѣни и солнце сразу освѣтило всю ея полную красиво сложенную фигуру, ея свѣжій, изящный нарядъ, ея густую бѣлокурую, круто свернутую, выглядывавшую изъ-подъ соломенной шляпы, косу, ея моложавое розовое лицо съ большими сѣрыми глазами, маленькимъ хорошенькимъ носикомъ и нѣсколько насмѣшливымъ, особенно теперь, но положительно красивымъ, ртомъ.
