Вѣдь, ужъ конечно, только что спущу я ногу, и ее непремѣнно схватятъ, а если и не схватятъ, то она дотронется до чего-нибудь «такого», я не зналъ до чего, но зналъ, что ужаснѣе этого «чего-то» ничего и не можетъ быть на свѣтѣ…
Наконецъ, всѣ мои мысли, весь ужасъ вдругъ какъ-будто сразу оборвались, все застилалось туманомъ, туманъ разростался… все исчезло…
Я заснулъ.
«Дзинь!.. дзинь!.. дири-дири-дзинь!..» ближе, ближе, почти подъ самымъ ухомъ.
«Что это такое? Что?!
Я проснулся и приподнялъ свою тяжелую голову съ подушки ничего не понимая. Заспанный, грязный лакей ставилъ заженную лампу на столъ. Дсрмидоновъ потягивался на своей кровати, зѣвалъ во весь ротъ и ругался. Розенкранцъ, Ворконскій и Антиповъ уже сидѣли и одѣвались.
— Что это? что?! — отчаянно спрашивалъ я.
— Что это? что! — передразнилъ меня Дермидоновъ. А то вотъ, что пора вставать, шесть часовъ… Ты, небось, думаешь, душа моя, что тебѣ позволятъ до десяти часовъ валяться… какъ же!
И вѣроятно для того, чтобы себя самого хорошенько разгулять, онъ соскочилъ съ кровати и, шлепая по полу босыми ногами, подбѣжалъ ко мнѣ и сдернулъ съ меня одѣяло. Я машинально, все еще ничего не понимая, кое-какъ одѣлся. Голова моя была будто налита свинцомъ, вѣки едва поднимались, во всѣхъ членахъ чувствовалась слабость и разбитость.
„Гдѣ же умываться?“ вдругъ сообразилъ я и спросилъ объ этомъ проходившаго мимо меня Антипова.
— А вотъ пойдемъ, бери свое полотенце, гдѣ оно у тебя? Пойдемъ…
Полотенце оказалось на маленькомъ столикѣ возлѣ кровати
Я взялъ его и поспѣшилъ за Антиповымъ. Мы шли или, вѣрнѣе, бѣжали по холоднымъ корридорамъ. Наконецъ, дверь отворилась и мы очутились въ длинной узенькой комнатѣ, гдѣ по стѣнамъ, одинъ возлѣ другого, стояли умывальники.
Боже мой, что тутъ происходило! Какой крикъ, какая давка! Пансіонеры напирали другъ на друга, толкались, бранились и, добираясь наконецъ до умывальника, быстро споласкивали себѣ лицо и руки, наскоро вытирались своимъ повязаннымъ на шею полотенцемъ и убѣгали. Это называлось умываньемъ.
Я долго не могъ пробраться къ умывальнику и когда это мнѣ удалось, то совсѣмъ растерялся. Я съ дѣтства привыкъ умываться холодной, чистой водою, намыливая себѣ руки, лицо и шею. Между тѣмъ, какъ ни искалъ я — мыла не было, да не было почти и воды. Передо мной стоялъ мѣдный тазъ съ грязной водою; надъ тазомъ висѣлъ грязный рукомойникъ. Я догадался, что нужно повернуть кранъ, вода было побѣжала, но сейчасъ же струйка ея оборвалась. А сзади напирали, толкали меня въ бока и шею, и кричали.
