— Это онъ сочиненіе пишетъ, міръ удивить хочетъ! Ахъ ты Людмила, Людмила! О, милая Людмила, всѣхъ радостей вѣнецъ… — крикнулъ Дермидоновъ и азартно докончилъ пошлое и непристойное четверостишіе, которое съ этого мгновенія такъ навѣкъ и запечатлѣлось въ моей памяти.
Наконецъ, мнѣ удалось подойти къ моей кровати. Я нашелъ узелокъ, привезенный Дарьей, и развязалъ его. Въ немъ оказалось нѣсколько свертковъ.
— Господа, рябчики! — вдругъ раздалось у самаго уха такъ, что я отъ неожиданности задрожалъ всѣмъ тѣломъ.
Надо мной стоялъ и дышалъ на меня табачнымъ запахомъ Дермидоновъ.
— Господа, пирогъ! — воскликнулъ онъ опять.
Въ это время Розенкранцъ подошелъ съ другой стороны и тоже сталъ не безъ интереса разглядывать…
— Груши! яблоки!.. конфеты, чортъ возьми!.. — перечислялъ Дермидоновъ. — А вина нѣтъ? Жаль.
И вдругъ я увидѣлъ красную съ обкусанными ногтями руку, прямо направлявшуюся къ рябчику. Мигъ — рябчикъ оказался въ этой рукѣ; еще мигъ — и Дермидоновъ жевалъ его и громко чмокалъ.
— Ничего, вкусно! — наконецъ проговорилъ онъ. — Ахъ, я и забылъ васъ спросить, молодой человѣкъ: можно ѣсть?
Я засмѣялся. Этотъ Дермидоновъ, несмотря на то, что былъ такой противный, такъ шлепалъ губами и плевался, такъ ужасно пахнулъ табакомъ и имѣлъ такія отвратительныя руки, вдругъ показался мнѣ очень смѣшнымъ, а страхъ къ нему совершенно исчезъ съ того мгновенія, когда онъ стянулъ рябчика.
— Ты все это намѣренъ съѣсть? — спрашивалъ Дермидоновъ, обгладывая косточки и посматривая на большой пирогъ, нарѣзанный толстыми кусками, сложенными вмѣстѣ.
— Конечно, нѣтъ! Намъ всѣмъ хватитъ! — сказалъ я и при этомъ почувствовалъ даже удовольствіе, что вотъ я буду угощать «большихъ».
— Славный малый! — крикнулъ Дермидоновъ и такъ хлопнулъ меня по плечу, что я вскрикнулъ. — Господа, новый сожитель насъ угощаетъ! Ворконскій, прекрати свою «Волчью погибель!» Антиповъ, Милочка, да очнись же! Веригинъ, пригласи ихъ, видишь, они церемонятся…
Но я не зналъ, какъ это сдѣлать.
Дермидоновъ забралъ въ свои огромныя руки всѣ припасы, перенеся ихъ на столъ, затѣмъ подбѣжалъ къ двери, осторожно пріотворилъ ее, высунулъ голову, прислушался, затѣмъ снова заперъ дверь и вернулся къ столу. Онъ все раздѣлилъ на пять приблизительно равныхъ кучекъ, причемъ въ одну кучку клалъ всего немного больше, чѣмъ въ остальныя.
— Это тебѣ,- сказалъ онъ мнѣ:- ты голоденъ.
Антиповъ отложилъ въ сторону свою тетрадь. Ворконскій прекратилъ пѣніе, и всѣ съ большимъ удовольствіемъ принялись за ѣду. Дермидоновъ уписывалъ за обѣ щеки, причмокивая. Все его прыщеватое, мясистое, красное лицо такъ и лоснилось. Сѣрые глазки, изъ которыхъ одинъ былъ немного выше другого, сіяли блаженствомъ.
