Но эта минута прошла. Вслѣдъ за нахлынувшимъ страхомъ меня охватилъ приливъ радости, гордости, счастья, лучъ надежды засвѣтилъ мнѣ. Теперь я не уходила одна, мнѣ казалось, что я снова нашла тебя послѣ нашей насильственной разлуки. Да это былъ, мой другъ, твой живой образъ, плоть твоея плоти, трепетаніе которой я съ восторгомъ чувствовала въ себѣ. Была минута, что мнѣ казалось, будто волны плескомъ своимъ звали меня женой и матерью. Теперь я была сильна, теперь мнѣ не страшна ни черная ночь, ни зыбучіе пески, ни тюрьма, ни запрещенія, ни часовые и тюремщики. Они не отнмутъ его у меня! Въ немъ живетъ отецъ его, по крайней мѣрѣ часть его отца; я вырощу его свободнымъ, я сберегу его отъ нихъ, въ своемъ убѣжищѣ, какъ раненая львица охраняетъ своего львенка въ логовищѣ.
Меня пугаетъ мысль: какъ воспитать его. Я часто слышала какъ ты говорилъ объ обязанностяхъ родителей. Ты такъ честно и свято понималъ ихъ, что сердце мое билось радостной надеждой за нашего будущаго ребенка. Теперь эта надежда осуществляется и мнѣ страшно. Кто исполнитъ эти обязанности, которыя ты умѣлъ понимать. «Если у меня будетъ ребенокъ, — говорилъ ты:- я буду самъ воспитывать его.» И ты съ жаромъ возставалъ противъ нелѣпости методъ, по которымъ воспитываютъ наше юношество. Каждое твое слово врѣзалось въ моей памяти. Но чѣмъ болѣе я удивляюсь истинѣ твоихъ взглядовъ, твоихъ плановъ, тѣмъ болѣе я пугаюсь мысли объ отвѣтственности, которая падаетъ теперь на одну меня. Пропасть вырыта законами человѣчества между нами и въ то время, когда мнѣ всего болѣе нужны твои совѣты, твое знаніе, твоя опора. Что выйдетъ изъ ребенка, который лишенъ надзора отца. Что могу сдѣлать для него я, надломленная трость, которая гнется подъ обрушившимся на нее ударомъ.
Добрый негръ Купидонъ, котораго ты привезъ изъ Америки ждалъ меня на другомъ берегу рѣки съ своей женой. Увидѣвъ меня, они кинулись насильно цаловать мои руки, говоря, что эти руки прикасались съ рукамъ человѣка, которому обязаны свободой. Я продрогла до костей и на мнѣ не было сухой нитки. Къ счастію, они приготовили мнѣ постель и развели огонь изъ хвороста въ одной изъ рыбацкихъ хижинъ на берегу мора. Огонь, трещавшій въ печкѣ, а еще болѣе нѣжныя заботы этихъ добрыхъ людей понемногу согрѣли меня. Доброта дѣйствуетъ благотворно. Я легла спать, сознавая, что я стала лучше, не смотря на то, этотъ день былъ для меня тяжелымъ днемъ, въ который я готова была проклинать жизнь. Проснувшись сегодня по утру, я сѣла писать тебѣ въ тойже хижинѣ.
