Из Новгородской губернии | страница 5



. Такъ мужъ женой мірщитъ, жена мужемъ. — «Ужъ на что мальчишки, и тѣ туда же! Разъ я ѣздилъ за Тверцу. Та сторона за Тверцей такъ и называется Азія. Азіаты настоящіе, всѣ безпоповые. Стоитъ, этакъ, чашечка; я и возьми ее, водицы хотѣлъ испить; какъ закричитъ мальчишка, этакъ лѣтъ семи, а то шести, какъ закричитъ: „чашку мою мірщитъ, чашку мірщитъ“! Отецъ молчить. Я ему: „Ну и жена чашку мірщитъ?“ — „И жена чашку мірщитъ“. — „Ну, а спать вмѣстѣ, это немірщитъ?“ — „Это нужда, стало не мірщитъ“ — Поди съ ними! А то вотъ было дѣло: были два брата — одинъ былъ головой, а другой былъ празднинскій [3], голова-то былъ православный, а празднинскій безпоповый; жили они врозь, т. е. въ отдѣлѣ. Голова-то и пріѣзжаетъ къ брату, къ безпоповому-то, на праздникъ. У нихъ былъ престольный праздникъ; надо садиться обѣдать; безпоповый и говоритъ:

„Вы погодите садиться…“ А кромѣ головы еще были православные: — „Мы пообѣдаемъ сначала, а вы послѣ. Намъ съ вами мірщитъ“. Голова ничего. „Обѣдайте, говоритъ, мы хоть и послѣ“. Отобѣдали они; ну, осталось у нихъ въ чашкѣ сколько тамъ щей, каши что-ли; только они, несполоснувши чашки, подлей туда еще, да и поставь на столъ. Какъ схватитъ голова чашку, да въ лицо брату:- „Вамъ отъ насъ мірщитъ, а намъ отъ васъ, думаешь, не мірщитъ? и намъ мірщитъ!“ Какъ пошла драка, весь праздникъ дуромъ свернули, послѣ въ судъ: ужъ судили-судили, а чѣмъ порѣшили — этого я не знаю навѣрно.»

Поутру ходилъ къ обѣднѣ, къ Знаменью; церковь не очень старинная и небольшая. Ее испортили пристройкой; къ совершенно круглой церкви придѣлали корридоръ, и какъ внизу нельзя было сдѣлать въ этомъ узкомъ корридорѣ ни одного придѣла, то придумали устроить хоры, а на хорахъ два придѣла. Изъ церкви вмѣстѣ со мной пошелъ одинъ здѣшній купецъ (онъ мнѣ не сказалъ своей фамиліи). Мы съ нимъ разговорились, и онъ мнѣ плакался на княгиню Б.

«Я, говорилъ онъ, торговалъ желѣзнымъ товаромъ; и по Твери былъ однимъ изъ сильныхъ людей, торговцевъ. Дѣла велъ съ княгинею большія, да еще и не съ ней, а съ ея батюшкомъ покойникомъ все время вели дѣла….. Толькотъ приходитъ время платить ей, а тутъ мой должникъ обанкрутился; да не то-что въ правду, а такъ, притаился. Я къ княгинѣ: „Потерпи матушка хоть недѣльку, еще съ батюшкой торговали“, — а со мной она торговала лѣтъ сорокъ. Мнѣ теперь лѣтъ семьдесятъ, да и въ ту пору было лѣтъ шестьдесятъ. — Съ батюшкой торговались, говоритъ моя княгиня, батюшка деньги и бралъ; а я съ тобой торговалась, мнѣ ты и платишь; пересталъ платить — въ острогъ! — Куда тебѣ! все продали съ аукціона: было товару на пять сотъ тысячь — продали на двѣсти. Съ аукціона продавали — еле-еле съ процентами расплатился, а продавай-ка самъ — не ходиль бы по міру!»