.
Мне больше всего импонирует именно эта последняя черта. Настоящий, прирожденный коммивояжер от небес одарен изумительным чутьем реальностей, умением точно и легко проделывать вещи, которые для нас, беспочвенных, словно с одуванчика сдутых, интеллигентов, немыслимы. Он сразу видит, способен ли данный кондуктор за полтину продуцировать необитаемое купе или неспособен; по выражению спины извозчика он чувствует, бодра ли его лошадь или устала; он знает цену всякому предмету и потому торгуется так кратко и метко, что самый внушительный приказчик растеряется и сдастся ему с первого выстрела: inter doctores [5]. Где я особенно дивлюсь его безошибочной догадке и совершенству исполнения — это в тот самый критический из моментов бытия, что для нас, простых смертных, равносилен пытке; я разумею отъезд из гостиницы, шествие сквозь строй кокетливых горничных и величественных лакеев. Мы с вами в такие минуты трепещем, теряем голову, разоряем себя и семью и все-таки сознаем, что не купили уважения. Но полюбуйтесь на него: раз, два и готово, и все довольны, особенно он сам, ибо истратил во четырежды меньше, чем мы с вами, и еще в придачу ущипнул горничную — формальность, которую мы с вами упустили. Лучшее, что можете сделать, это отдаться под опеку на весь остаток пути; довериться же ему можно смело — если, конечно, вы не торгуете случайно тем же самым товаром, что и он.
Херр Квада торговал кожаными изделиями, а я нет, поэтому я ему понравился, и он меня усыновил. Его тронула моя тогда еще неопытная молодость, и всю дорогу он не только направлял мои стопы в смысле практическом, но и вообще заботился о моем образовании. Я ему и поныне благодарен. Никогда не забуду, что на судах пароходства Паппадаки нет смысла платить за стол в кассу агентства: надо просто поговорить на палубе с экономом. Он показал мне, какой толщины должен быть кусок колбасы, дабы бутерброд сохранился, не издавая никаких эманаций помимо чесночной, сорок восемь часов, учитывая при сем температуру августа месяца и сороковой градус северной широты. Все при нем выходило дешевле и удобнее.
Но еще бесконечно больше благодарен я ему за другое: он учил меня наблюдать. Я этим не хочу сказать, что научил, но он пытался. Научиться таким вещам нельзя; я думаю, что это у людей от рождения. Херр Квада был так устроен, его глаза, нос, уши, весь организм и сам мозг так, очевидно, прилажены, чтобы ни одному впечатлению не дать пройти незамеченным: словно и для этой функции была у него особая корзиночка и в ней система, бесшумная, верная и непогрешимая.
