* * *
Накануне выборов депутатов Давид Мартинен возвращался домой поздно ночью.
Молчаливая белая ночь не навевала на него тихих дум о молитве и жизни как раньше, а как будто тревожила в нём что-то новое, что было в нём с молодости, но истлело с годами.
Беззвёздное, белое, безоблачное небо… Где-то далеко ещё горит вечерняя зорька. На смену ей скоро загорится заря восхода. Молчаливый лес стоит и не шелохнёт листвою. Пыльная дорога безлюдна и пустынна. Над болотами поднимается туман и жмётся к лесу.
Давид Мартинен осматривался по сторонам и думал о минувшем дне. Истекшим днём он остался доволен.
После обеда он пошёл на собрание в лес, верстах в шести от дома. Предвыборное собрание устраивала рабочая партия, но известно было также, что на этом собрании выступить и оратор от крестьянских союзов. А этих ораторов Мартинен всегда слушал с особенным вниманием. Их речи о положении крестьянской бедноты всегда растрагивали старика, и он говорил:
— Вот это хорошо! Это — настоящее… То, что надо… Главное, о торпарях не забывают, о них заботятся…
Собрание в лесу было шумное и оживлённое. На обширной поляне среди соснового леса до начала речей шумными группами двигались люди. Тут были девушки в светлых платьях как на празднике, пойги, солидные крестьяне и старики в возрасте Мартинена. Молодёжь бродила толпами по откосу берега шумной лесной речки. Волны речки с беспрерывным плеском перекатывались по камням. Местами шумели водопады, и их ровный шум сливался в общий хор с говором и смехом оживлённых людей.
Под кустами у речки юноши с красными ленточками в петлицах продавали партийные книжки и листки и открытки всевозможного содержания. В отдалении, за густой порослью ёлок, разместился походный буфет. Длинный и узкий стол, прикрытый белой скатертью. На столе — бутерброды, бутылки с лимонадом, стаканы чаю, апельсины, конфеты. На груди распорядительницы стола красовались букетики гвоздики. Девушки с оживлением заманивали пойг сластями и бутербродами, и около буфета было шумно и весело. Кое-где бродили любопытствующие дачники.
До открытия собрания толпа была настроена по-праздничному. Но вот, на возвышении, сооружённом из брёвен и досок, появился оратор, и гул голосов постепенно затих. Около оратора теснее сжалось кольцо из слушателей.
Давид Мартинен протискался к самой трибуне, потому что плохо слышал. Но он внимательно, с напряжением слушал и старался не проронить ни слова из речи оратора.
