— Леночка!.. Леночка!.. Милая моя деточка!..
* * *
Солнце зашло за грани леса. Потемнела озёрная вода. Упал ветер, примолк, притаился, и неподвижной лежала водная гладь, отразившая прибрежные деревья и зарево закатного пожара. Смолкли голоса финских ребятишек, ушли жирные дачницы в красную купальню, прошли берегом Дима и его папа, господин в белой фуражке с кокардой, и за ними шли ещё два мальчика в гимназических фуражках.
Торжественно тихо на озере… Как будто и лес, и вода, и купальни, и лодки творят молитву уходящему в вечерние дали солнцу… Ближе к тому берегу тёмной полоской показалась лодка, и так гулко, так непрошено резко и так нежданно противно донеслись со стороны лодки резкие, крикливые звуки гармоники…
«Гармоника в этот тихий вечер молитвы… Какая пошлость!..»
Метнулась в Суслине эта мысль и оборвалась, точно испуганная резкими, крикливыми голосами гармоники…
Хотелось бы молиться в этот тихий, ласковый вечер какому-то неведомому Богу, который сумел бы понять тихую грусть больного, пустого сердца Суслина… Вся жизнь прошла в одиночестве и в поисках какого-то призрачного счастья, а то счастье, которому только теперь его душа поёт грустные гимны блаженства, — того счастья нет… нет… нет… и не будет… Ощущение одиночества теперь для Суслина уже какое-то жизнеощущение. Так и кажется ему, что и во всём мире, и во всей жизни людей было и есть и будет только одно одиночество, только один грустный гимн души невозможному… И хочется ему молиться неведомому Богу. И мешают этой вечерней молитве крикливые, резкие звуки гармоники… Дальше от этих звуков, вглубь тихого леса, под молчаливые его сени…
И он шёл по дороге от озера и думал о Леночке и о Наталье Дмитриевне, — больше о Леночке… Ему казалось, что его скорбь услышит именно тот Бог, который создал милую, белокурую девочку. Всё остальное в жизни какое-то такое непонятное ему, понятна только Леночка, милая девочка, его Леночка, его дочка, плод матери-земли… Стихия — мать Леночки, а он — её отец… Наталья Дмитриевна — только символ матери, а настоящая мать — земля… «Из земли создан человек, и в землю возвратится»… Земля — мать Леночки, а он — её отец, и только он и земля имеют право на Леночку…
— Я — отец Леночки… я… — твердил он и шёл к белой даче, чтобы увидеть девочку.
Идут навстречу ему студент, барышня в крымской шляпе и девочка-подросток… Идут, хохочут и толкаются по дороге и бьют друг друга какими-то зелёными ветками. Идут за ними следом почтенная дама и господин с сигарой во рту.
