Дедушка сказал, что он не Струнский. У Емельяна Иваныча другая фамилия. Мама, конечно, знает, как настоящая его фамилия, но как я спрошу её об этом после того, свидетелем чего я был? Может быть, и отец знает…
Какой проклятый наш старый дом. Я не знаю даже, кто мой отец? Как его фамилия? Кто он? Где? Где мой настоящий отец?..
Наш старый дом на костях хранит тайну моего происхождения, хранит и молчит…
Есть и у рождения своя тайна молчания…
Отец мой трагичен по-своему… Докторской работой своей он удовлетворялся: любил больных и не любил нас, близких: маму, меня, деда, бабушку, а тётю Аню называл „старой клячей“. Любил больных, дальних и не любил близких, ближних… Ницше любил здоровых и бодрых дальних, а он любил больных… Как всё странно было в нашем доме. Больных можно жалеть, но как их можно любить?
И больные любили отца. Их так много бывало у него в приёмные часы, а сколько их там в больнице, где работал отец, а сколько их в тех домах, куда его приглашают и днём, и ночью… Как доктор, отец не жалел своих сил, лечил успешно и зарабатывал много денег. Но он не любил денег и не ради этой любви отдавал свои силы людям…
У него была другая страсть: он играл в карты и об этой страсти всегда говорил:
— Люблю я карты, чёрт возьми!.. Сидишь за зелёным столом, держишь в руках этакие четырёхугольные картонки и чувствуешь в них дьявольскую силу… Забываешь о Боге, о жизни, о смерти. Имя своё забудешь, забудешь честь… И это называется картами, силою моей души…
Отец всегда успешно играл и много приносил денег домой.
Несколько раз мне пришлось быть свидетелем следующего. Сидишь поутру в столовой, пьёшь чай и наскоро пробегаешь урок. Из клуба возвращается отец, весёлый, улыбающийся и бодрый, несмотря на бессонную ночь. Поздоровается со всеми и начнёт выкладывать деньги и из бумажника, и из боковых карманов, вынет из жилетных карманов золото и рассыплет его по столу. Выложит деньги, не сосчитает и скажет:
— Клавденька, убери-ка ты это…
И это были деньги, которых не любил и не чтил мой отец. Он так привык к золоту и кредиткам, что они уже перестали иметь для него то магическое значение, во власти которого всегда была моя мама. С горящими глазами она бросалась на деньги, принесённые отцом, считала их и потом нарядно одевалась и отвозила золото и кредитки в банк. В дни больших выигрышей она была необычайно ласкова с папой, и они не ссорились.
Об этом все в доме у нас знали, и только дедушка осуждал и страсть папы к картам, и то, что мама относит „чужие“ деньги в банк.
