— И тебе не стыдно говорить так? Ведь ты — студент!.. Какой же ты студент после этого?.. — посмеялся надо мною дедушка.
Дедушка часто упрекал меня и говорил, что я попал в студенты по недоразумению.
Я смутился. В самом деле, какой же я студент, если верую в бабушкина Бога? В того именно Бога, которому она поехала поклониться.
Бабушка уехала поклониться своему Богу. В тот день у нас в городе умерло от холеры десять человек. А перед этим в течение нескольких дней мы только и говорили о холере.
И бабушка сказала:
— Грешны стали люди, Бог и послал мор… Всегда так бывает, как люди забудут о Боге, так он и пошлёт им мор, или глад, или нашествие иноплеменников…
— Племянников… При чём тут племянники? — спросил дед, немного тугой на ухо.
— Иноплеменников, говорю я… И-но-пле-мен-ни-ков, а не племянников! — рассердившись, выкрикнула бабушка.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся дедушка. — А мне послышалось — племянников…
Бабушка сидела насупившись, а через минуту сказала:
— Ты во всём себе усмешку найдёшь!.. Постыдился бы на старости лет…
И ещё через минуту добавила:
— Поеду в Киев молить Бога за всех вас… Выпрошу у него милости и вернусь.
И она сказала это таким тоном и с такой верой в силу своих слов, что и мы все поверили, что вот попросит бабушка Бога, чтобы он смилостивился, и он смилостивится…
И она поехала в Киев замаливать Бога, но умерла от холеры и не вернулась. Бедная бабушка! Как жестоко расправился с нею её Бог! Она ехала просить его за других, а он и её самое не пощадил.
Недаром при жизни она часто говорила:
— Неудачливая я какая-то… Если это Бог испытует меня… ну… Его святая воля… А если это мои человеческие грехи заводят меня на край бездны, что же мне тогда делать, окаянной?..
— Голубчик мой, все неудачи от несовершенства общественной жизни, — наставительно и безапелляционно заявлял дедушка, всегда вольнодумничавший.
— А несовершенства отчего?
— Ну, этого, друг мой, тебе не понять, — заявлял дед.
А потом долго говорил о несовершенствах общественной жизни и пугал бабушку уже новым страхом. Слушает она, бывало, дедушкину вольнодумную проповедь, а сама осматривается и всё шепчет:
— Да потише ты… неравно жандармы подслушают…
И потом ещё громче добавит:
— Вольнодумец ты, старик… Вот что!..
И бабушка уходила к себе, в угловую комнату. И мы все догадывались, что она там у себя делает: зажжёт перед образом свечку и молится о том, чтобы Бог избавил дедушку от вольнодумства. Этих молитв она не скрывала и от самого дедушки, который в таких случаях всегда провожал бабушку насмешливой фразой:
