— Что за вопросъ Калебъ?
— О не безпокойтесь, мэмъ, — объяснилъ маленькій человѣчекъ. — Пожалуй, это ему не понравится. Я только что получилъ маленькій заказъ на лающихъ собакъ и мнѣ хочется, чтобъ у меня это выходило какъ можно натуральнѣе. — По шести пенсовъ штука. Вотъ и все. Не извольте безпокоиться, мэмъ.
Къ счастью вышло такъ, что Боксеръ усердно залаялъ самъ по себѣ, не дожидаясь предположеннаго щипка. Но такъ какъ этотъ лай возвѣщалъ приближеніе какого нибудь новаго посѣтителя, то Калебъ, отложивъ наглядное изученіе природы до болѣе благопріятнаго момента, взвалилъ круглую коробку себѣ на плечо и наскоро простился съ присутствующими. Онъ могъ бы не безпокоиться понапрасну, такъ какъ ему пришлось столкнуться съ новымъ гостемъ на порогѣ.
— Э, да вы тутъ, — вы тутъ? Подождите минутку; я возьму васъ съ собой. Мое почтеніе, Джонъ Пирибингль. Еще болѣе глубокое почтеніе вашей хорошенькой женѣ. Съ каждымъ днемъ краше! И добрѣе, если возможно! И моложе, — подумалъ вслухъ говорившій. — Чортъ знаетъ, что такое!
— Я удивилась бы вашимъ комплиментамъ, мистеръ Текльтонъ, — сказала Дотъ отнюдь не любезнымъ тономъ, — еслибъ вы не были женихомъ.
— Значитъ, вамъ извѣстно, что я женюсь?
— Я кое-какъ убѣдилась въ этомъ, — отвѣчала молодая хозяйка.
— Съ большимъ трудомъ, я полагаю?
— Вы угадали.
Текльтонь, торговецъ игрушками, пользовался довольно обширной извѣстностью подъ именемъ «Грэффъ и Текльтонъ», потому что такъ называлась его торговая фирма, хотя Грэффъ давно уже не состоялъ въ мой компаньономъ, оставивъ здѣсь только свое имя и, какъ говорили нѣкоторые, свои свойства, согласно его буквальному значенію [3]. Въ своемъ дѣлѣ Текльтонъ, торговецъ игрушками, былъ человѣкомъ, призваніе котораго осталось непонятымъ его родителями и опекунами. Еслибы они сдѣлали изъ юноши ростовщика или крючкотвора — стряпчаго, или шерифа, или маклера, то онъ пожалуй сорвалъ бы въ молодости всю свою злобу на кліентахъ и насладившись досыта всякими злоупотребленіями, можетъ быть, сдѣлался бы наконецъ обходительнымъ, прямо ради новизны и разнообразія. Но, обреченный заниматься мирнымъ дѣломъ игрушечнаго мастера, онъ сталъ домашнимъ людоѣдомъ, который жилъ насчетъ дѣтей всю свою жизнь и питалъ къ нимъ непримиримую вражду. Всѣ игрушки внушали ему презрѣніе, и ни за что на свѣтѣ не купилъ бы онъ ни одной изъ нихъ; по своему коварству онъ съ наслажденіемъ придавалъ звѣрскій видъ фермерамъ изъ коричневой нанки, которые везли свиней на базаръ, глашатаямъ, объявлявшимъ о потерѣ судейской совѣсти, старухамъ на пружинахъ, штопавшимъ чулки и стряпавшимъ пироги; его лавка кишѣла отталкивающими уродами. Тутъ красовались въ ужасающихъ маскахъ отвратительныя, волосатыя, красноглазыя чудовища, выскакивавшія изъ ящиковъ; бумажные змѣи въ видѣ вампировъ; демоническіе скоморохи, которыхъ нельзя удержать въ лежачемъ положеніи. Всѣ эти механическія игрушки, выскакивая на пружинѣ изъ своихъ футляровъ, имѣли свойство пугать дѣтей, что доставляло хозяину магазина громадное удовольствіе. Это было его единственной отрадой, предохранительнымъ клапаномъ его нерасположенія къ людямъ. Текльтонъ доходилъ до геніальности въ подобныхъ изобрѣтеніяхъ. Что нибудь страшное, какъ неотвязчивый кошмаръ, непремѣнно приходилось ему по вкусу. Онъ даже понесъ убытокъ, накупивъ однажды пластинокъ для волшебныхъ фонарей, гдѣ темные силы были изображены въ видѣ какихъ-то сверхъестественныхъ молюсковъ съ человѣческими лицами. Эта игрушка очень нравилась Текльтону. Имъ былъ истраченъ цѣлый маленькій капиталъ на расписываніе лицъ кровожадныхъ великановъ, и, не будучи самъ живописцемъ, онъ могъ указать для руководства художниковъ съ помощью кусочка мѣла кой-какія неуловимыя черты для этихъ образинъ, которыя были способны нарушить душевное спокойствіе любого юнаго джентльмена отъ шести до одиннадцати лѣтъ на все Рождество или лѣтніе каникулы.
