Шумахеръ еще разъ прервалъ молчаніе.
— И всѣ усилія захватить этого человѣка не увѣнчались успѣхомъ? — спросилъ онъ съ торжествующимъ взглядомъ и иронической улыбкой. — Поздравляю великаго канцлера.
Офицеръ не понялъ сарказма бывшаго великаго канцлера.
— До сихъ поръ Ганъ такъ-же непобѣдимъ, какъ Горацій Коклесъ. Старые солдаты, молодые милиціонеры, поселяне, горцы, всѣ гибнутъ или бѣгутъ при встрѣчѣ съ нимъ. Это демонъ, отъ котораго ничто не убережетъ, котораго не изловишь. Самымъ счастливымъ изъ искавшихъ его оказывается тотъ, кто его не находилъ. Прекрасная дѣвица, быть можетъ удивлена, — продолжалъ онъ, безцеремонно усаживаясь возлѣ Этели, которая придвинулась къ отцу: — что я знаю всю подноготную этого сверхъестественнаго существа. Но я не безъ цѣли собралъ эти замѣчательныя преданія. По моему мнѣнію — я буду въ восторгѣ, если прелестная дѣвица согласится съ нимъ — изъ приключеній Гана вышелъ-бы превосходный романъ въ родѣ замѣчательныхъ произведеній мадмуазель Скюдери, Амаранты, или Клеліи, которая, хотя я прочелъ лишь шесть томовъ, на мой взглядъ, представляетъ образцовое твореніе. Необходимо будетъ, напримѣръ, смягчить нашъ климатъ, изукрасить преданія, измѣнить наши варварскія имена. Такимъ образомъ Дронтгеймъ, превращенный въ Дуртиніанумъ, увидитъ какъ подъ моимъ магическимъ жезломъ его лѣса измѣнятся въ восхитительные боскеты, орошаемые тысячью маленькихъ ручейковъ, болѣе поэтичныхъ, чѣмъ наши отвратительные потоки. Наши черныя, глубокія пещеры смѣнятся прелестными гротами, разукрашенными золотистыми и лазурными раковинами. Въ одномъ изъ этихъ гротовъ будетъ обитать знаменитый волшебникъ Ганнусъ Тулійскій… согласитесь, что имя Гана Исландца непріятно рѣжетъ ухо. Этотъ великанъ… вы понимаете, было-бы абсурдомъ, если-бы великанъ не былъ героемъ такого творенія… этотъ великанъ происходилъ-бы по прямой линіи отъ бога Марса… имя Ингольфа Истребителя ровно ничего не говоритъ воображенію… и отъ волшебницы Теоны… не правда-ли, какъ удачно замѣнилъ я имя Тоарки?.. Дочери Кумской сивиллы. Ганнусъ, воспитанный великимъ Тулійскимъ магомъ, улетитъ въ концѣ концовъ изъ дворца первосвященника на колесницѣ, влекомой двумя драконами… Надо обладать весьма невзыскательной фантазіей, чтобы удержать прозаичное преданіе о бревнѣ… Очутившись подъ небомъ Дуртиніанума и прельстившись этой очаровательной страной, онъ избираетъ ее мѣстомъ для своей резиденціи и ареной своихъ преступленій. Не легко будетъ нарисовать картину злодѣяній Гана такъ, чтобы она не оскорбила вкуса читателя. Можно будетъ смягчить ея ужасъ искусно введенною любовною интрижкой. Пастушка Альциппа, пася однажды свою овечку въ миртовой и оливковой рощѣ, можетъ быть примѣчена великаномъ, котораго плѣнитъ могущество ея очей. Но Альциппа души не чаетъ въ Ликидѣ, офицере милиціи, расположенной гарнизономъ въ ея деревушкѣ. Великанъ раздраженъ счастіемъ центуріона, центуріонъ ухаживаньями великана. Вы понимаете, любезная дѣвица, сколько прелести придалъ-бы подобный эпизодъ приключеніямъ Ганнуса. Готовъ прозакладывать мои краковскіе сапожки противъ пары женскихъ ботинокъ, что эта тема, обработанная дѣвицей Скюдери, свела-бы съ ума всѣхъ дамъ въ Копенгагенѣ…
