— Нѣтъ.
— Но если это не дьяволъ…
— Шш, не спѣшите угадывать. Неужели вамъ не приходилось слышать, — продолжалъ смотритель, понизивъ голосъ: — о человѣкѣ, или чудовищѣ во образѣ человѣческомъ, ногти котораго такъ же длинны какъ у Астарота, который насъ погубилъ, или у Антихриста, который насъ погубитъ?..
— Говори яснѣе.
— Горе! Гласитъ Апокалипсисъ…
— Я спрашиваю у тебя имя убійцы.
— Убійцы… имя… милостивый господинъ, сжальтесь надо мною, пожалѣйте себя.
— Вторая изъ этихъ просьбъ уничтожила бы первую, если бы даже не было у меня серьезныхъ причинъ вырвать у тебя это имя. Не испытывай далѣе…
— Хорошо, вы сами того хотѣли, молодой человѣкъ, — вскричалъ Спіагудри громкимъ голосомъ, выпрямляясь: — этотъ преступникъ, этотъ святотатецъ — Ганъ Исландецъ.
Орденеру было извѣстно это страшное имя.
— Какъ! — вскричалъ онъ: — Ганъ! Этотъ гнусный бандитъ!
— Не называйте его бандитомъ, онъ дѣйствуетъ всегда одинъ.
— Но, несчастный, почему ты знаешь его? Какія преступленія сблизили васъ другъ съ другомъ?
— О! Благородный господинъ, не вѣрьте наружности. Развѣ дубъ становится ядовитымъ, когда змѣя укроется въ его листвѣ?
— Довольно болтовни! Злодѣй имѣетъ друга только въ сообщникѣ.
— Я совсѣмъ не другъ его, а тѣмъ менѣе сообщникъ. Если мои клятвы не были для васъ убѣдительны, вспомните, что это гнусное преступленіе подвергнетъ меня черезъ двадцать четыре часа, когда придутъ хоронить трупъ Жилля Стадта, наказанію за святотатство. Въ такомъ ужасномъ положеніи врядъ-ли когда находился невинный!
Эти доводы личной отвѣтственности показались Орденеру убѣдительнѣе умоляющихъ возгласовъ несчастнаго смотрителя. Эти доводы вѣроятно въ значительной степени воодушевляли его, въ его патетическомъ, хотя и безполезномъ сопротивленіи святотатству малорослаго человѣка.
Орденеръ на минуту погрузился въ размышленіе, между тѣмъ какъ Спіагудри пытался прочесть на его лицѣ возвѣщаетъ ли эта тишина миръ или угрожаетъ бурей.
Наконецъ, Орденеръ сказалъ суровымъ, но спокойнымъ голосомъ:
— Старикъ, говори правду. Нашелъ ты бумаги у этого офицера?
— Ни клочка, клянусь честью.
— Но можетъ быть ихъ нашелъ Ганъ Исландецъ?
— Клянусь святымъ Госпиціемъ, я не знаю.
— Не знаешь! Но можетъ быть ты знаешь, гдѣ скрывается Ганъ Исландецъ?
— Онъ никогда не скрывается, онъ постоянно блуждаетъ.
— Хорошо, но гдѣ же его убѣжище?
— У этого язычника, — отвѣтилъ старикъ, понизивъ голосъ: — столько убѣжищъ, сколько подводныхъ камней у острова Гиттерена, сколько лучей у звѣзды Сиріуса.
