Она, типа, считала, что я стараюсь уесть ее с помощью этих вопросов, тогда как на самом деле единственное, чего я хотел, если не считать возможности любоваться ее прекрасным телом, так это взаимопонимания и честного разговора.
На самом деле Лорен так и не ответила на мои вопросы, к сожалению. Она просто цитировала стихи из Библии и повторяла то, что говорил ей отец, но у меня возникло такое чувство, будто она сама не слишком-то верила в то, что говорит, поскольку за неимением других отчаянно цеплялась за свои ответы, хотя, возможно, лучше уж иметь неправильные ответы, чем не иметь их вовсе.
Не знаю почему, но чем больше вопросов я задавал, тем больше она меня ненавидела – уж можете мне поверить, – это было крайне неприятно[50]. Кроме того, она начала замечать, что я ее открыто на нее пялюсь, и я оказался, типа, в неловкой ситуации, особенно когда она перешла на мешковатые шорты до колена, тем самым лишив меня возможности любоваться прекрасным и явно сделав тонкий намек на толстые обстоятельства.
Последний раз я видел ее примерно неделю назад. Когда я подошел к ней на станции, она нахмурилась и сказала:
– Если ты хочешь получить ответы на свои вопросы, тебе надо побеседовать с моим папой. Он говорит, что твои вопросы опасны и на них должен отвечать только священник.
Что меня расстроило до чертиков[51].
– Послушай, – сказал я, глядя, как несколько печальных костюмов с портфелями с угнетающей поспешностью вливаются в безликую унылую толпу, – больше никаких вопросов. Я понимаю, что у нас с тобой, возможно, полная несовместимость. Ладно, больше не буду донимать тебя вопросами, но могу я попросить тебя об одной услуге?
– Смотря какой, – ответила она, посмотрев мне в глаза как-то так по-особенному, что я толком не понял: то ли она со мной заигрывает, то ли хочет послать на фиг. Сразу и не скажешь. – И что ты хочешь спросить?
– Ты будешь продолжать молиться за меня?
У Лорен на секунду округлились глаза, словно она была реально взволнована моей просьбой, но затем ее глаза превратились в две черные бусинки, и она ответила:
– Не надо надо мной смеяться, договорились?
– Что?
– После всех этих твоих бесконечных странных вопросов я сильно сомневаюсь в том, что ты действительно веришь в молитву, Леонард. – Ее тон был резким, он чем-то напомнил мне голос Линды, когда та в очередной раз говорила мне, что «уже дошла до точки»[52].
– Я попал в серьезную передрягу, о чем никому не рассказывал, и мне реально будет легче, если я буду знать, что ты молишься за меня. Ты, конечно, можешь соврать, но если хотя бы просто подтвердишь, будто продолжаешь молиться за меня, думаю, я сумею пробиться, поскольку буду знать, что хотя бы один человек болеет за меня как умеет.
