– Как получилось, что вы по-прежнему живете в своем доме? По-моему, все лучшие дома заняли томми.
Фрида помолчала немного, нервно кусая ногти, а потом попыталась объяснить. Рассказала о странном решении английского полковника позволить им остаться в своем доме, хотя он запросто мог бы вышвырнуть их вон; о жене полковника, которая разговаривает сама с собой и у которой дрожат руки; об их сыне, который играет с ее кукольным домиком и повсюду таскает с собой тряпичного солдата. Она говорила и говорила, все больше распаляясь от злости, и Альберт слушал ее с неприкрытым интересом.
– И чем же занимается этот полковник?
– Он комендант Пиннеберга, а чем занимается, я не знаю. Его дома почти и не бывает. Позор. Раскатывает на такой же машине, на какой возили Гитлера, – добавила Фрида для пущей важности, но на Альберта эта информация впечатления не произвела. Он думал о чем-то другом.
– Так, значит, комендант?
Фрида кивнула. Альберт расхаживал по комнате, и она никак не могла понять, злится он или доволен.
– Хорошо. Очень хорошо.
В груди у нее потеплело. Унижение реквизицией воздалось сторицей, и теперь Фриде было что предложить Альберту. Он вернулся к плите, пальцем попробовал воду в кастрюле, разделся до трусов. Ни в движениях его, ни в телосложении не было ничего лишнего. В ее глазах Альберт выглядел совершенством. Даже со шрамом.
– Ты не рассказал мне о нем, – напомнила она.
Он потрогал шрам:
– Это знак сопротивления. Знак тех, кто не смирился с поражением. Посмотри.
Альберт вытянул руку. Она провела пальцем сначала по одной восьмерке, потом по другой, ощутила неровность рубца.
– Как тебе его сделали?
Альберт подошел к буфету, выдвинул ящик, достал пачку сигарет.
– Вот этим.
Он прикурил, глубоко затянулся и предложил сигарету Фриде. Она неловко зажала ее губами, вдохнула дым и тут же закашлялась. Альберт рассмеялся каким-то неожиданно ломаным, трескучим смехом – скорее как мальчишка, чем мужчина.
– Хватила лишнего! Тяни медленно. Вот так. Понемножку.
Он забрал у нее сигарету и показал, как это делается. Коротко затянулся и вернул сигарету. Фрида взяла ее, подержала, но курить не стала, а медленно, как фокусник на сцене, подняла руку и, добившись его внимания, повернула сигарету горящим концом вниз, к раскрытой ладони, и начала опускать.
Альберт схватил ее за руку и забрал сигарету:
– Не порти хорошее курево.
У нее защипало в глазах. Как же так? Только что она была истинной немкой, а теперь вдруг снова глупая девчонка.
