Но все это еще только будет. На следующем этапе нашего пути. А покамест мы стоим на этой немецкой станции, и я еще ничего не знаю о печах крематория и о том, какие от них неудобства во время воздушной тревоги.
По перрону вокзала прохаживаются люди, на доске написано название станции: «Трир».
— Это что еще за город? — спрашивает парень из Семюра. — Сам видишь, это Трир, — говорю я.
О, черт побери, ну и болван же я, остолоп несчастный, скотина безмозглая! Понадобилось произнести это слово вслух, чтобы меня осенило. Надо же было случиться такому свинству, что мы очутились именно в Трире. Неужто я ослеп, господи, совсем ослеп и оглох или безнадежно сдурел, отупел, что раньше не смекнул, откуда я знаю долину Мозеля?
— Похоже, ты совсем обалдел оттого, что это Трир, — говорит парень из Семюра.
— Черт побери, — отвечаю, — правда, я совсем обалдел.
— Отчего? Ты что, знаешь здешние места?
— Нет, то есть мне никогда не случалось здесь бывать.
— Но, может, ты знаешь кого-нибудь из здешних?
— Вот именно. Ты попал в точку.
— Выходит, ты знаешься с бошами? — настороженно переспрашивает парень.
Да, выходит, я знаюсь с бошами, и все тут! Я знаком с виноделами Мозеля, с лесорубами Мозеля, даже с законом о хищении леса в долине Мозеля. Наше знакомство состоялось благодаря Полному собранию сочинений Маркса и Энгельса. Эта треклятая долина Мозеля для меня все равно что подруга детства.
— Боши? Это еще что такое? Не понимаю!
— Ну вот, опять ты наводишь тень на ясный день, — недовольно говорит парень. — Брось заливать.
Он сердито хмурится.
На перроне вокзала стоят люди. Они поняли, что наш поезд везет не совсем обычный груз. Наверно, они увидели наши силуэты в проеме окна, забранного колючей проволокой. Они оживленно переговариваются друг с другом, то и дело показывая на поезд, все они сильно взбудоражены. Прямо напротив нашего вагона стоит со своими родителями мальчонка лет десяти. Он чутко прислушивается к словам старших и, глядя на нас, качает головой. Потом срывается с места и убегает. Затем бегом возвращается назад, сжимая в руке увесистый камень. И тут, подбежав к вагону, изо всех сил бросает камень в оконце, у которого мы стоим. Мы поспешно отшатываемся, камень отскакивает от тугих полос колючей проволоки, едва не угодив в лицо парню из Семюра.
— Ну как? — спрашивает тот. — Ты все еще не понял, что такое боши?
Я не отвечаю. Я думаю о том, какое же все-таки свинство, что это должно было случиться именно в Трире. Ведь на нашем пути так много других немецких городов.
