Он пошел к Белль, сказал, что поездка отменяется, поругались, побежал в Пале-Рояль, услыхал, что Орлеанский на даче. Разъяренные журналисты бегали по коридорам за чиновниками, пытаясь добиться комментариев, — глухо. «Бог располагает»: «В своих блужданиях он столкнулся с редактором „Национальной“, который бродил по городу с тем же настроением.
— Ну как? — спросил Самуил.
— Что „ну как“? — отвечал журналист. — Сами видите: народ бездействует. Ах! Я начинаю думать, что король с Полиньяком правы. Если Франция это стерпит — значит, она лучшего и не заслуживает».
Переворот задевал только средний класс: «он один был заинтересован в избирательном законе, уничтоженном указами, ему давали право голоса газеты, которым Карл X затыкал рты. Что касается сопротивления, то горожане о нем и не помышляли. Третье сословие заранее признало себя побежденным». Материально пострадала лишь пресса: «В офисе „Национальной“ Самуил обнаружил всех видных журналистов Парижа, занятых составлением заявления прессы, протестующей против насилия, которое собирались над ней учинить. Поставив подпись под протестом, г-н Кост из „Времени“ спросил, неужели они этим ограничатся, не пора ли от слов перейти к делу. Другие редакторы „Времени“, а также сотрудники „Трибуны“ поддержали г-на Коста, предложив попытаться поднять на борьбу мастеровых и студентов… Однако г-н Тьер возражал против каких бы то ни было насильственных действий. Не следует, утверждал он, выходить за пределы законности. В данную минуту положение оппозиции великолепно, с какой же стати от него отказываться? Надо дать стране время подумать и сделать выбор между монархией, разорвавшей Хартию, и оппозицией, поддерживающей закон. Совесть нации скажет свое слово, страна не пойдет за королем, и вот тогда вся сила окажется на стороне оппозиции, она предпримет против монархии все, что посчитает нужным, и преуспеет. А в данный момент оппозиция одинока — что она может сделать? Только без пользы скомпрометировать себя… Разве у нее есть пушки? Где ее армия? Народ не станет вмешиваться в эту распрю». (Тем не менее Тьер был одним из трех редакторов газет, которые решили выйти назавтра, нарушив указ.)
«Революционной ситуации» не было: безработица на обычном уровне, правда, стагнация, жизнь похуже, чем при Людовике или Наполеоне, но в общем ничего. Правительственные газеты писали, что народ за проклятыми либералами не пойдет — он за короля и церковь. «Самуил пристал к празднично приодетому рабочему, курившему трубку на пороге кабачка.
