Знакомый суфлер посоветовал пойти к барону Исидору Тейлору — археологу, меценату, королевскому куратору Французского театра (там не было директора, актеры были пайщиками труппы). Как к нему попасть? Тейлор работал с Нодье, Александр вспомнил, как пять лет назад познакомился с последним, написал умоляющее письмо, тот припомнил (в Париже было не много мулатов, расхаживающих по театрам) и с Тейлором свел. «Христина» барону понравилась, он рекомендовал ее театральному комитету, 30 апреля — читка, понравилось всем «основоположникам»: свежо, но прилично и строго по форме. Но нужны поправки («герой не застрелился, а закололся», «вместо жены должна быть мать» и т. п.), их сделает заслуженный драматург Пикар. Тот сказал, что пьеса безнадежна, Тейлор настаивал, и «Христина» была принята с условием, что актер Самсон доработает ее вместе с автором. «К счастью, после этого разговора я Самсона больше и в глаза не видел, говорю к счастью, потому что все эти скандалы привели к тому, что я пьесу всю переписал и это пошло ей на пользу». Еще две читки, приняли, но 30 мая отказала цензура, усмотрев намек на современность. К тому времени до Орлеанского дошли слухи, что его сотрудник написал пьесу, вероятно хорошую, раз ее взяли во Французский театр; он по своим каналам нажал на цензурное ведомство, и 13 июня «Христину» разрешили к постановке; королева — мадемуазель Марс, Мональдески — Фирмен.
Нужно понять, как был устроен театр того времени. До середины XIX века режиссеров в современном понимании не было. «Концепции» спектакля не существовало, классика ставилась по канонам, остальное — «как написано», мизансцены, трактовка роли — как актер захочет. Теоретически ставил пьесу сам автор. Но если он был молод или нетверд характером, верх над ним брали «звезды» и «основоположники»; если же сопротивлялся, получалась беспрерывная ругань. Дюма был кроток, таким садились на шею, Марс требовала переписать ее реплики, он возмутился, она перестала ходить на репетиции, другие актеры капризничали. Но в этом бедламе обнаружился неожиданный плюс — служебные романы. Первой возлюбленной, как считают большинство биографов, стала актриса-травести Луиза Депрео, за ней — Виржини Бурбье, будут и еще — не без счету, как впоследствии гласила молва и как утверждал он сам, но десятка два наберется; большей части этих романов подходит слово «интрижка», хотя письма были так же пылки, как к Мелани, которой он писал в тот период: «Ах! Как бы я хотел, чтоб у тебя не было ни семьи, ни состояния, заменить тебе семью и состояние и весь мир, быть всем для тебя, как ты все для меня, жить или умереть свободно, не вызывая ни слез, ни улыбок общества, быть чужими этому обществу, странниками; но все это мечта, мираж…»
