— Пойду я, — тихо сообщил пан Янек. — Товарищей ободрю.
Энке глядел с высоты своего роста будто с крыши и ухмылялся.
— Чему радуешься, сын пустыни? — спросил Лекс.
— Дедушка сказал, что дело мое вовсе не безнадежное. Есть, говорит, средство от моего горя.
— Есть, наверное. Искать надо.
— Он сказал, что ты в пещеры уходишь. Там, дескать, на любой вопрос можно найти ответ.
— Ага, — Лекс блаженно улыбнулся.
Он так давно просился в пещеры, что уже забыл, сколько лет его стенаниям. Реквизитор Казимир все откладывал вопрос в долгий ящик, мотивируя крайней необходимостью присутствия Лекса в других, менее благостных местах. Гонял, то есть, его по секторам, как Макар своих телят.
— Осталось твою лампу в надежные руки пристроить…
— Дедуня сказал, никому меня передавать не надо. Он мне на время твоего отсутствия имну… имму…
— Иммунитет?
— Ага. Я суть понимаю, слово забыл. Я пять лет лампу могу при себе держать. Но дольше говорит, никак нельзя. Когда ты в пещеры уходишь?
— Сначала следует отдохнуть, потом тебя в какой-нибудь нейтральный сектор определить. Завтра панов отправим на историческую родину, ну и сами осмотримся, куда тебе лучше, чтобы очередному сильномогучему колдуну в лапы не попал.
— Обижаешь!
— Неа. Констатирую. Там торсионные поля должны иметь наименьшую амплитуду колебаний. Понимаешь?
— Нет, — честно признался Энке.
— Это такое место, где колдун максимум на что способен — спичку по столу силой мысли передвинуть. То есть, вроде как поле есть, а пользоваться им трудно.
— Согласен, — расплылся Энке, подхватил Леска, кинул себе на закорки и помчался по-над рекой в туман. Время от времени он свечкой уходил в невероятные прыжки, норовя подкинуть и налету поймать свою ношу.
* * *
Резвану рассказали эту историю без больших купюр. Сам бывший палач сюда тоже не на ковре самолете с завязанными глазами прилетел. Хаживал запретными тропками! Что человек за порогом собственного дома запросто может нарваться на чудовище, не то что не сомневался, знал наверняка, а то и встречать приходилось.
С Энке они познакомились задолго до того, как лампа попала к Лексу. Тогдашний хозяин джинна задолжал некую сумму одному советнику. Тот нажаловался визирю, и парня кинули в долговую яму. Все, что при нем осталось — старая медная лампа. Должник клялся и божился, что это последняя память о безвременно почившем отце. Ростовщик не польстился на медяшку и разрешил, оставить ее при себе. Дядя должника согласился заплатить, но советник к тому времени посчитал, что на долг набежали неплохие проценты.
