– Кто тебе сказал? – удивился дядя Кузя. И повернулся к Славскому: – Как же от тебя грязью воняет! Иди мыться.
И мы пошли домой. По дороге Алешка со смешком прикладывал ладошки к ушам. А я беспокоился за Виталика – не утонул бы.
– Не утонет, – успокоил меня дядя Кузя. – Когда Леха до меня обратился, я справки навел. Там неглубоко. Одно время на этом болоте клюква поселилась. Ну, местные там гать из хвороста настелили. Так что дно у трясины твердое. Коза, конечно, может утонуть.
– А козел не утонет, – с сожалением вздохнул Алешка.
– Куда идем, командир? – спросил его дядя Кузя.
– На место еще одного предстоящего задержания, – с важностью ответил Алешка. – К музею.
Возле музея было целое скопление: автобус с омоновцами, «уазик» с оперативниками, папина машина. И еще – немного в стороне – два навороченных джипа и длиннющий «Кадиллак» с черными стеклами. Возле него стояли папа, генерал Иван Трофимович и чем-то знакомый толстый носатый дядька. Он был в наручниках, но улыбался. Пока я к нему приглядывался, Алешка радостно завопил:
– Здрасьте, дядя Вадим! – И я тоже его узнал: тот самый владелец острова, с которого стрелял в нашу лодку олух-охранник. – Смотрите, кого я к вам привел! – И он показывает на Славского.
Художник выглядел противно: грязен до пояса, шляпу потерял – лысина сияет. И тоже в наручниках. Я даже не заметил, когда дядя Кузя его «окольцевал». А Корольков брезгливо отворачивается. Да, Славский уже не отмоется.
– А ваш Пищухин, – не унимается Алешка, – тонет в болоте. Его там лягушки кусают.
Папа – он еще в некотором остолбенении – взял себя в руки и посылает оперативника на помощь Виталику. Из толпы зрителей вылез дед Сороко:
– Начальник, это дело не простое. Я опыт имею – подмогну. Только за веревкой сбегаю.
– Вы его за шею цепляйте, – кровожадно советует Алешка.
– Все это хорошо, – весомо говорит папин начальник генерал Иван Трофимович. – Сработали ваши ребята профессионально. Однако где же похищенные картины?
– На допросе задержанные покажут, – подскакивает майор Злобин. – Никуда не денутся.
Генерал от него отворачивается, и наступает Алешкин звездный час.
– Щас принесу ваши картины, – скромно обещает он. – Я их разыскал и спрятал. С риском для жизни. Пошли, что ли?
По нашему дачному поселку словно праздничная демонстрация. Не хватает только оркестра, флагов и цветов. Картина такая: впереди шагают наши две собаки. Следом – Алешка с задранным носом, аж спотыкается время от времени. За ним – вплотную – папа и генерал. На груди у папы футляр от бинокля, из которого свисает лохматый шнурок кроссовки. Потом следуют два папиных опера и двое омоновцев в камуфляже и с автоматами. Сзади радостно идет возбужденная толпа, директор музея поддерживает под руку почти падающую в обморок тетю Липу. Со шваброй на плече шагает, печатая шаг, бравая уборщица тетя Клава. А в сторонке скромно плетемся мы с тетей Зиной. Она зачем-то тащит здоровенный футляр от контрабаса. А я застенчиво шлепаю босыми ногами.
