– Никотин лошадь убивает, – уклончиво отозвался Алешка. – А про мух я не знаю. Она, может, еще кусаться начнет. За кишки.
– Плохо вас в школе учат. – Виталик пил пиво с удовольствием. Видно, очень хотел муху утопить. Пока она гнездо не свила. И за кишку не укусила.
Алешка мало его слушал. Он устроился на чурбачке и думал о чем-то своем. Не сводя глаз с Виталика.
Тот потряс пустые пакеты, глянул на пустые пивные баллоны.
– Пойти сходить? – задумался. – А деньги?
Он стал выкладывать из карманов все их содержимое на верстак.
Ничего особенного не было у него в карманах. Ну, пистолет; ну, наручники; ну складной нож, сигареты, зажигалка, ключи от сарая, денежная мелочь.
Виталик, тупо покачивая головой, сложил деньги: бумажки к бумажкам, монетки к монеткам. Пошевелил губами, подсчитывал. Тяжело поднялся.
– Сиди молча, шплинт. Вякнешь – я тебя в гроб положу. Выбирай себе по размеру. – Он пьяно посмеялся.
– Мы лучше с вами, – сказал Алешка, – муху похороним.
– Точно, шплинт! – Он качнулся у двери. – Мы ее вместе с потомством. Чтобы они у нас из ноздрей не вылетали.
– Как ласточки из гнезда, правда? – сказал Алешка.
– А что, у меня там и ласточки?
– Ласточки у меня, – успокоил его Алешка. – И мышка в скворечнике.
– Понял. Пошел. Сиди смирно. Без всяких ласточек. В скворечнике.
…А мы все – папа, мама, Грета и я… Даже мышка в скворечнике и верный Грей – все спали себе спокойно. А Лешка в это время сидел под замком в сарае с неведомо какими гробами. Правда, в них еще никого не было, но все равно не очень приятно. Вы бы смогли? Я – нет!
Время шло, ночь разгоралась. Ярко светила луна, звонко стрекотала всякая травяная мелочь. Чирикали во сне мелкие птахи – им, наверное, снились рогатки или голодные кошки. Лаяли в деревне собаки. Крепко спала наша Грета, не догадываясь, что ее лучший друг находится в опасности.
А этот ее лучший друг сидел напротив бандита Виталика и терпеливо ждал, когда какая-то глупая муха и много пива уложат его спать.
– Жужжит? – вскинул голову Виталик.
– Спит, – тихо сказал Алешка. – Утомилась.
Виталик откинул голову и разинул в храпе такую пасть, куда не только хилая муха, а эскадрон бродячих собак ринулся бы ночевать в пивном море.
Алешка встал. Взял с верстака наручники, осторожно пристегнул ими безвольную руку Виталика к стулу, сунул в карман шортов пистолет и отпер дверь.
Летняя ночь нахлынула на него во всем своем великолепии. Сияла луна, лежали на земле всякие тени от деревьев и от заборов, стояла спокойная тишина. Такая тишина манит под теплое одеяло, шепчет: иди домой, малыш.
