И... тошно мне в вашей мясорубке... никаким взлетно-посадочным леденцом не заешь. А еще, еще отдельные элементы здесь, средь вас, стали звать меня писааателем. Просто однажды дернул меня нечистый поклянчить денег на книжку у генерального. Денег не дали, но отдельные элементы, бывшие тому свидетелями, начали посматривать на меня, как на поющего крокодила, что ли, или юродивого, - с нежностью, заботой посматривать. Женщины из царского двора, с печатью благородного воспитания на лицах. Они стали со мной сюсюкаться, всячески помогать, то билеты бесплатные оформить, то отпуск сессионный, мол, что с него, с литератора возьмешь, у него повесть в мозгах, он весь в эмпиреях витает-с, а тут суровая документация, заявления, справки, трудовое законодательство. И вели по кабинетам за ручку. И интересовались после - «как вдохновение», а у меня ж сдохновение одно...
Расплачивался я за неоценимую поддержку этих, в общем-то, добрых, замечательных дам выслушиванием разных историй.
Например. Он! И Она! Еще учились в параллельных классах. Жизнь развела. Разлука, нечаянная Встреча, мимолетный взгляд. Еще десять лет Разлуки. И вот, и вот... Опять нечаянная встреча, подстроенная Судьбой! А завтра у нас венчание! Чем не тема для нового произведения? Дарю. Спасибо. И глазки светятся счастьем. Мне остается только поздравить и преподнести конфет.
А начальник мой, который гнобил меня и выживал за распиздяйство, переменился с той поры - хлопает отечески: о чем задумался, потерянное поколение, сюжет нетленный вынашиваешь? Или идет мимо моего аквариума с кем-нибудь и тычет в меня: «Видал? Наш писатель, будущий, так сказать, Достоевский, в Москве аж учится, у кого еще такие кадры на службе, а? вот он сидит, улыбается, а сам пишет про тебя». И начальник громогласно хохочет.
Наконец, заполночь, поимев все вышеозначенное, традиционное, я расположился спать в своем протертом до фанерного дна сонмами долготерпных седалищ кресле, покряхтел, похрустел костями, сдвинул кобуру ближе к пряжке ремня, чтобы не давила на бедро, и закрыл глаза, намозоленные человечьим движением.
Но пришел начкар, оказалось, что прилетел московский и привез «фабрику звезд», и они должны выезжать, как большие шишки, через международный сектор, а там на заборах висят наши провинциальные фанатки, жаждущие снимков на фоне звезд. Согнали всю аэропортовскую милицию. Начкар послал меня в поддержку.
Плелся я к межсектору, как на пытку - не радовала меня мысль, за сутки и так перекормленного людскими лицами, оказаться в клокочущей восторженной куче. Моя надежда, что пока я дотащусь, все само собой рассосется, не оправдалась. Гомонили телки, покачивались их пьяные ухари, покуривали и крутили цифровые мыльницы на тесемках, менты хмуро и бессловесно теснили их от забора и ворот.
