Девеан невесело вздохнул, переводя дыхание.
— Но если бы Алевтина обратилась к ним — о тебе обязательно бы узнали и остальные творцы. Ксанрд‑то скорее всего будет молчать, он другой — почти всегда выступает на стороне Алив и согласен убирать за ней пока она не выходит за рамки дозволенного Единым. Правда не знаю, впишется ли в них Бездна в сердце множественной вселенной. Но остальные творцы — нет, им не нужно знать, что у Великой матери появилась настолько интересная игрушка. Так что придётся нам с тобой уживаться. Если пообещаешь больше не ныть, попробую из тебя слепить что‑нибудь достойное.
— Обещаю.
— Тогда начнём с самого простого. У меня есть небольшое задание. Алевтина передала, чтобы мы не скучали эти два года.
* * *
На небольшое кладбище опустилась ночь, укрыла тёмными крыльями унылые ряды чьих‑то утрат, прошуршала сухим травоцветом с налётом изморози, которая украшала старые плиты. Густые сумерки заполняли все серым и липким туманом. Голые ветви искорежённых болью деревьев наклонились к самой тропе, которая проходила через погост, извиваясь пыльной змеёй. Кладбище находилось на поросшем сухим вереском возвышении, откуда открывался вид на примостившееся в уютной ложбинке поселение. Надо было лишь пройти склон, к которому подступал старый лес — не больше двадцати минут. А дальше тропа, петляя, уходила в рощицу молодых ещё не изломанных деревьев, чтобы выйти как раз около поселения. Палая листва укрыла собой замшелые, потрескавшиеся надгробия. И в её шелесте слышался плач, горе потерянных душ. Скорбь стелилась по земле вместе с туманом. Несмотря на то, что холод не причинял мне неудобств, я зябко поёжился. Несколько минут жадно вдыхал аромат пряной листвы и свежесть ночи.
Почему я тут? Поднял к лицу и рассмотрел просвечивающие руки. Что я должен увидеть в этот раз? Вряд ли мне доставят такое удовольствие — любоваться пейзажем этого мира.
Словно откликаясь на мои мысли, невдалеке послышалось шарканье шагов. Кто‑то медленно шёл через кладбище, ненадолго останавливаясь и снова продолжая путь. Потом до меня донесся тихий плач ребёнка. Не думая, я присел на каменное надгробие и стал ждать ночного кладбищенского гостя. Наконец, из тумана показалась женская фигура, прижимающая к груди сверток с младенцем. Складки плаща тихо шуршали по листве, с одного краю подол был пропитан кровью.
Женщина была ранена, и ранена смертельно. Невозможно представить, что заставляло её двигаться, делая механические движения. Нет, возможно — это материнский инстинкт, безграничная любовь к своему дитя.
