Теперь каждое утро я распахивал окна на лоджии и расправлял крылья. Полёт стал моей единственной радостью, которую я мог себе позволить. Странный ряд ассоциаций, бьющий в лицо ветер — все это подступало слишком близко к удовольствию, но грань я не переходил, закутываясь в пустоту. Я смотрел с высоты птичьего полёта на людей и их муравьиную суету, на сверкающие торговые центры, длинные пробки, играющих на площадках детей: моя Земля. Какой она бы ни стала, всё равно останется родным миром и домом.
Нужно было прожить эти два года — последний порог на пути к свободе. Несколько раз возникала идея занять себя единственным делом, которым я овладел в совершенстве — спасением. Нет, роль героя не на меня была шита, но отсюда сверху были видны и пожары, и ограбления, и изнасилования. В такие минуты, когда, зависнув над городом, я натыкался взглядом на очередное бесчинство, ассоциировал подобие облегчения, что лишен души и могу спокойно лететь дальше.
Лето шло на убыль. Брат блестяще поступил в педагогический вуз, куда его в четыре руки запихивали родители. Дела папиной компании резко пошли в гору, мама получила повышение. Неожиданно выздоровела её сестра, живущая в Петербурге, которая одна воспитывала маленькую дочь.
А я начинал медленно терять смысл своего существования. Если сначала появившиеся сны вырывали меня из объятий Бездны, то теперь и они не заполняли пустоту даже поверхностно. Всё больше и больше в сознание стала проскальзывать знакомая каждому человеку мысль: "нужно ли мне это?" — только в моём случае это приобретало несколько иной смысл: перестать дышать, заставить сердце остановиться. Если не поможет: проще отдать себя Бездне, чем заставлять существовать изо дня в день ради непонятной сделки и мести. Вечное падение в никуда… Как же иногда хотелось подняться как можно выше над Землёй и убрать крылья. Повторить тот короткий полёт, чтобы больше не прийти в себя. Что‑то мешало. Может быть сама Бездна, а может крошечная часть прошлого меня, которая ещё существовала в памяти — всё‑таки побег от проблем это подлость и трусость.
А побег от самого себя?
В любом случае это было только игрой, в которую нужно было поверить саму, чтобы и другие посчитали ложь правдой.
Ведь оставался ещё один козырь. Да… — сюрприз, припасенный на черный день. И я бережно скрывал его ото всех, стараясь, чтобы и в мыслях не проскальзывали напоминания о нём, ведь Бездна не могла контролировать меня полностью, а значит, должны были оставаться укромные уголки, не доступные для неё.
