С усилием она заставила себя найти глазами сцену и принялась с тщательным вниманием изучать узор на тяжелом и слегка потертом бархатном занавесе, коря себя за странное поведение и надеясь, что со стороны ее неожиданные и совершенно неуместные переживания не были столь очевидны. Раздавшийся рядом тихий голос подруги, впрочем, не добавил ей уверенности.
— Эй, Ди. Что это было?..
Диадра невинно моргнула.
— Что?..
Иллиандра настороженно оглядывала ее.
— Терлизан. Что это за нежные взоры, которыми вы только что обменялись?
— Нежные?.. — вздрогнула Диадра, лишь спустя мгновение досадливо сознавая, что это слово было лишь фигурой речи, наполненной изрядной долей сарказма. — Ох, брось, Илли. Тебе показалось.
— В самом деле?..
— Конечно, — Диадра явственно ощущала, как вспыхивают ее щеки. Не зная, что еще сказать, она уничижительно изогнула губы: — Илли, это ведь Терлизан.
Но Иллиандра, казалось, не была убеждена ее напускной пренебрежительностью.
— Вот именно, — произнесла она, внимательно изучая смятенное лицо подруги.
Диадра была благодарна Богам, когда в этот миг раздался последний звонок и свет в зале погас, приглушая одновременно краски и звуки.
— Поговорим позже, — прошептала Иллиандра, и Диадра кивнула в темноте.
— Разумеется.
Нежеланной беседы Диадре удалось избежать, главным образом, благодаря нескончаемым церемониям и ритуалам, занявшим Иллиандру на весь вечер. Встречи, прощания, представления, холодные взгляды, завистливо поджатые губы… Диадра могла лишь искренне сочувствовать подруге, теперь постоянно оказывавшейся в самом центре этой нескончаемой круговерти.
Домой она вернулась, когда время уже близилось к полуночи. Позволив горничной расшнуровать платье и вынуть заколки из прически, Диадра отослала ее, устало опустилась на пуф перед зеркалом и принялась сама медленно расчесывать струившиеся по плечам волосы.
Из зеркала на нее смотрели большие, задумчивые и тоскливые серые глаза.
Она думала об Иллиандре, которая сейчас наверняка укрывалась от усталости и всеобщего лицемерия в крепких объятиях Плоидиса; и о той жеманной блондинке, что теперь, без сомнений, дарила свои страстные поцелуи Терлизану. Одиночество терзало Диадру особенно жестоко, когда она была вынуждена сознавать, что не принадлежит ни этому обществу, ни кому-то, кто мог бы согреть и укрыть ее в своих надежных объятиях.
Она была одна, сломанная, потерянная и ненужная…
Удар и звон бьющегося стекла, раздавшиеся совсем рядом, заставили ее вскричать и взметнуться на ноги. Она сжала расческу, словно оружие, будто надеялась, что сможет совладать с чем бы то ни было, ворвавшимся в ее спальню.
