Мысли Уокера путались. Он был неглуп, умел здраво рассуждать, происходил из хорошей почтенной семьи. Он сам не понимал, какой порыв заставил его посадить в машину незнакомого старика, – искал и не находил своему поступку рационального объяснения. А теперь он чувствовал, что вот-вот распахнет перед незнакомцем душу и поведает тому самые потаенные мысли. Не хочет, но поведает. У Уокера возникло непривычное ощущение – он как будто смотрел на себя со стороны. Не он, а кто-то другой вел этот разговор с незнакомцем. Рассудок и логика твердили Уокеру: «Молчи, не выдавай свои секреты», но что-то, что было стократ сильнее, внушало ему доверие к незнакомцу. Уокер расслабился и излил Джонсу душу так, словно знал его многие годы.
Уокер рассказал старику о своем детстве, о том, каково быть младшим из троих детей; поведал об отцовском запойном пьянстве. Потом он рассказал Джонсу об обоих своих браках, о том, как менял одну работу на другую, и везде поначалу преуспевал, но в конечном итоге приходил к провалу, потому что не умел быть счастливым. Уокер говорил и говорил, точно с задушевным старым другом.
Когда Уокер закончил свою исповедь, они с Джонсом допивали уже четвертую порцию кофе в «Вафельном кафе». Уокер очнулся и вновь изумился сам себе: как это его угораздило сюда попасть, да еще излить все свои страхи и терзания этому незнакомому старикану? И все же сердце подсказывало: Джонс – все равно что потерянный и обретенный друг давних лет.
– В какой-то степени мне кажется, что я всегда чувствовал себя неудачником именно из-за отцовского алкоголизма, – признался Уокер.
– Что ж, – преспокойно отозвался Джонс, – возможно, ваш папаша пил потому, что вы были неудачником. – Он рассмеялся и шутливо заслонился руками, будто Уокер мог его стукнуть. – Шучу, шучу, сынок, ты уж не сердись, – ничего, что я на «ты»?
Уокер не знал, оскорбиться или нет.
– Послушай, юноша, – посерьезнев, продолжал Джонс. – Твой отец и все его проблемы – это уже в прошлом. Он скончался, его уже нет, а ты все еще тащишь его за собой, волочешь на себе этот груз «мой-папа-алкоголик»! Сбрось балласт! Хватит! Не позволяй твоей жизненной истории управлять твоей судьбой! Прошлое не должно влиять на настоящее и будущее!
– Знаю, знаю, – прикрыв глаза, сдавленно ответил Уокер. – Все это я знаю. И прекрасно понимаю, что мне не следует столько думать о прошлом. И беспокоиться столько – нездорово и неправильно, понимаю. Больше скажу, я знаю, что, по сути дела, у меня и серьезных поводов для депрессии-то нет… – Уокер открыл глаза и вперил взгляд в Джонса, и на лице у него было написано, что весь гнев, обида и тоска, которые накопились за полвека, вот-вот выплеснутся наружу. Он весь кипел. Ему хотелось заорать в полный голос, но он обуздал себя и негромко сказал: – Я все осознаю и все понимаю. Но мне… просто не перестать. Эти чувства разрушили мою жизнь. – Он с трудом сглотнул, потом хриплым шепотом закончил: – Я… я не знаю, как жить дальше. Не знаю, что делать.
