— Я? — Гарри усмехнулся. Задачка была не из рядовых. — Если вы меня вернете, я с радостью отблагодарю вас мантией, но мавзолеи вскрывать — я вам не Волдеморт, не говоря уже о прочесывании Леса. Тут уж вообще или успех, или секретность.
— Господин Поттер, не разочаровывайте меня. Вы же держали их в руках одновременно — сразу три, всей коллекцией. Кстати, впервые за пятьсот лет. Даже Дамблдор не имел трех одновременно.
— Но с тех пор утекло никак не меньше Хогвардского озера.
— Что время смертного мира для Смерти? — его собеседница сделала патетический жест. Вот только именно в ее исполнении сказанное фигурой речи не выглядело.
— То есть вы предлагаете вернуть меня в то поганое лето, чтобы я сперва отнял у себя же и отнес куда надо ваши вещи, а уже потом умирал от острого Волдеморта реальности? — скепсисом Гарри можно было строгать дерево. Вот только Смерть этого не заметила.
— Нет-нет, это так не работает. Во-первых, в одной реальности у нас будет только один вы. Во-вторых, перенести я вас действительно могу, но строго в определенные даты — иначе начнутся проблемы с пересечением... — Смерть помедлила, — начнутся большие проблемы. Поверьте на слово.
— Так, минуточку, если я там, у себя в прошлом, буду один, то куда денется тот самый бедолага, которым я тогда был? — подозрительно осведомился Гарри. — Все-таки этот парень мне не чужой человек.
— Ну, знаете, — Смерть хихикнула, — я бы скорее спросила, куда денетесь вы. А мальчик Гарри за одну ночь просто проживет вашу жизнь от этой ночи и до этого разговора. И будет воспринимать ее, как свои собственные воспоминания.
— Хм, видел я людей, у которых поработали с памятью, — голос Гарри звучал уже далеко не так уверенно, как ему бы хотелось.
— Помилуйте! — тот же пренебрежительный жест, — Ваши заклятия — это настолько грубая работа, что и говорить стыдно. Да и для вас все будет куда проще — вы проснетесь в своей собственной кровати, в своем собственном теле, только куда как моложе, чем обычно.
— Насколько моложе?
— Зависит от вас. С этого вокзала, если уж я дам отмашку, уйдут поезда в тридцать первое июля девяностого, девяносто четвертого или девяносто восьмого годов, — снова пожатие плечами, но... Гарри отчетливо, всей битой шкурой аврора чувствовал пристальный взгляд.
— Вот, значит, как. День Рождения.
— Да, таковы правила.
— Ну что же... в девяносто восьмом все уже два месяца как кончено. Не пойдет. В девяностом мне исполняется десять, а на такие жертвы я не готов. Так что понятно.
