— Стаи-и-их меис-с-с… — в полной тишине раздалось змеиное шипение, и тонкие бескровные губы коснулись моих легким равнодушным поцелуем. Поцелуем смерти.
Я даже не заметила, когда это исчадие тьмы приблизилось настолько близко. Страшные зрачки намертво приковали к себе мой взгляд, не давая возможности ни отвести взгляд, ни зажмуриться. Нос уловил еле ощутимый запах сырого дерева, такой бывает в лесу после проливного дождя.
«Решение принято», — отстраненно поняла я и почувствовала легкое головокружение. Ничего удивительного. Альбинос без труда прочитал все наши самые потаенные мысли, прошерстил чувства, пробежался по эмоциям. Он прекрасно знает, кто мы и с чем пришли, знает о нас даже то, о чем мы сами можем только догадываться. Ну или почти все.
Руки и ноги стали ватными, но пока еще продолжали держать. Тело словно окуталось какой-то липкой неприятной сетью. Больно почти не было, как при лечении зуба, когда заморозка не полностью подействовала, а тебе уже удаляют наболевший нерв. Я каждой клеточкой ощущала, что вот-вот лишусь чего-то очень важного, какой-то индивидуальной и неотъемлемой части себя, без которой жизнь будет только в тягость, а смерть не скоро придет на помощь.
— Прист лиир морр! Я, Стефианир Кронест, истинный вампир рода Исскуронов, пятнадцатая династия Трея, клан Зварру, связываю смерть Светланы Николаевны Назаровой со своей! И только право выбора решит наши судьбы! — как сквозь вату донеслось до моего слуха.
— Что он делает, ненормальный?! — шелестом ветра донесся до меня обреченный стон Карилена.
— Как смеешь ты, младшая ветвь клана Зварру, оспаривать уже принятое решение Лика Справедливых?! — зло зашипел желающий получить наши души представитель клана Веерху.
Его лицо омерзительно перекосилось от ярости. Еще бы! Вожделенная награда была так близко, а тут лезут всякие выскочки, с такта сбивают. Начинай потом все сначала.
Кстати, о выскочках. Как он себя сейчас назвал?!
Я медленно повернулась, бесцеремонно отстранив альбиноса, чтобы увидеть столь неожиданного защитника, и удивленно открыла рот. В распахнутых настежь дверях, тяжело опираясь о резной косяк, стоял… Стеф собственной персоной. Еще более худой, чем раньше, бледный почти до синевы и даже на первый взгляд очень-очень слабый, он тем не менее смотрел на совершаемое в галерее правосудие (если это действо можно так вообще назвать) твердо и уверенно. А за его спиной… Нет, это уже точно галлюцинация, всюду теперь мерещится клубящаяся непроглядная живая мгла.
