Он называл усадьбу Перфильевны на латышский лад: «Заутишь» вместо «Затишье».
Гриша и Ян переглянулись: шли-шли, сколько земли обошли, а усадьба, оказывается, близко! Значит, была у них все-таки не прямая дорога. Если б шли они прямо, были б теперь далеко, в неизвестных местах.
Верховой, скакавший по большаку, придержал коня, а потом и вовсе остановился. Теперь уже было видно: это Мефодий Павлыч, урядник. Он сидел в седле, чуть ссутулясь, держа плеть в левой руке. Гнедая его лошадка беспрерывно кланялась — отгоняла слепней.
Крестьяне с проселка вышли на большак. Двое нерешительно сняли шапки перед урядником; он приложил два пальца к козырьку форменной фуражки. Из всей толпы — только двое! Он грузно сидел в седле, ждал. И когда все уже прошли мимо, крикнул Кирюшке:
— А ты сюда с какой радости попал? Или веру переменил?
Кирюшка оглянулся.
— Куды мне! — ответил он посмеиваясь. — Я малограмотный.
— Сма-атри, Комлев, — начальственно прохрипел урядник, — ты у меня на заметке! С какой стати на латышском кладбище был? Сборище?! Открыто нельзя стало собираться, так под видом похорон сходки устраивать? Вон они, голубчики: и латыши и русские — все вместе! Опять бунтовать? Сма-атри, Комлев!
— Да куды там мне! Я цветочки собирал, лесным воздухом дышал.
И, не глядя больше на урядника, Комлев обнял Гришу за плечи:
— Пойдем-ка, брат, домой! И мне в «Заутишь». Там сегодня много гостей соберется.
Потом, когда уже отошли шагов на пятнадцать, Комлев остановился и крикнул уряднику:
— Обязательного постановления не читал? Или не успел еще?
Урядник просипел что-то — не разобрать. Кирюшка крикнул еще громче:
— Прочитай-ка, прочитай! Обязательное для всех!…
К Кирюшке подошел пожилой крестьянин и, глядя хмуро, сказал по-латышски:
— Зачем урядника дразнишь? Пользы от этого не будет.
— Пользы не будет, это верно…
Кирюшка шел теперь рядом с ребятами, обняв одной рукой Гришу, другой — Яна.
А Евлампия он спросил:
— Так ты Лещов? Знаю, знаю твоего папашку. Ох, я и жалею его!
— За что ж его жалеть то? — Евлаша заранее смеялся, угадывая шутку.
— Да есть людишки толстые… А он, сирота, не пролезет в ворота. Вот за это и жалею: трудно ему.
— Дяденька, а про какое ты обязательное постановление кричал? — спросил Евлаша.
— Есть такое. Тебе это знать незачем: иного будешь знать, рано состаришься.
— Ну и пусть состарюсь.
— Э, да ты в папаню: тот тоже за словом в карман не полезет.
Большак повернул к лесу. На повороте густо стояли побеленные каменные столбики. Гриша стал уже примечать знакомые места: за леском будет низина, а дальше, на горе, — «Затишье».
