Так что в конце концов я угодил на «Свалку», как ее называли, потому что это было гиблое место, да, именно гиблое. Там учились пятьсот отпетых головорезов, на целые две сотни больше против положенного, и им с ходу внушали, что они «безнадежные». Подонки, одним словом. Директором был один тип по фамилии Трёп — можете себе представить, как мы его звали за спиной. И действительно, он поневоле был жестоким. Голос у него скрежетал, как напильник. Некоторые из ребят были чуть не вдвое выше его ростом, но он этим не смущался. Из него вышел бы лихой гангстер или укротитель львов — взгляд отлично заменял ему хлыст. Помощником у него был Кэрразерс-Смит, долговязый, седой, неуклюжий, как плюшевый медведь, истеричный, как баба, гад в замшевых ботинках.
Старый Кэрразерс-Смит обычно носился по классам и орал как полоумный, а рассвирепев всерьез, разбивал нам в кровь носы. Но всего страшнее он бывал, когда прикидывался тихим. Этот старый К.-С. больше всех изводил меня всякими способами, и из-за него мой последний день в школе превратился, можно сказать, в эпопею.
Про учителей и говорить не стоит; мало кому из них удавалось удержаться в школе и показать себя — наши мальчики об этом заботились. Учителя приходили бодрые, во всеоружии психологии, педагогики и всяких идей, а уходили на костылях. И я видел, как здоровые, сильные мужчины плакали навзрыд. Мы были подонками и поступали, как подонки, только железная рука безжалостного Трёпа удерживала нас в повиновении.
Больше всего неприятностей было из-за курения. В школе выкуривали в день тысяч пять сигарет. Ярый курильщик, у которого нет денег на сигареты, — жалкое зрелище. Он психует, злится и не может сосредоточиться ни на чем, думает только, как бы добыть курева; если он не может добыть пачку сигарет честным путем, то нанесет ночной визит в какой-нибудь магазин или на склад, прихватив приятеля и стальной ломик. Кроме того, мы играли в тотализатор, и в школе был свой букмекер, а у него на побегушках шесть или семь ребят. Он так и не заработал себе на мотоцикл, не говоря уж про автомобиль, но в накладе не оставался, уж это будьте покойны.
Редкую неделю легавые не заходили в школу, и в таком случае уже с четверга старый Трёп начинал беспокоиться; говорили, он даже звонил в полицию, удостоверялся, что он им действительно не нужен. Денег и сигарет вечно не хватало, и для многих единственным способом их добывать было взламывать лавки или обшаривать чужие автомобили. Инструмент делали в школьной мастерской; стоило старику Джонсу отвернуться, как ребята расхватывали дюймовую сталь; а к горну и наковальне и не подступиться было. Мастерская стала главным центром по производству ломиков, на которые был большой спрос, потому что таким ломиком пользовались только один раз. Были и другие способы. Ездить без билета на трамвае и в поезде стало обычным делом; и даже самый толстый из наших ребят ловко пролезал в кино через любую дыру. Скупщику железного лома продавали железо, у него же украденное, свободно определяли на глазок, сколько дадут за моток провода, медь или латунь, и хотя у слепых мы никогда не крали, зато находили поживу получше, таская спелые груши с тележек у мальчишек-фруктовщиков, а для этого надо действовать дружно.
