— Помолись там за меня, — сказал Жилец.
А моя старуха только поглядела в мою сторону, и я сразу догадался, что у нее на уме. Делать нечего, я пробормотал молитву, но она состояла всего из двух слов: «Помоги маме». Я в жизни не думал о религии, меня лишь иногда интересовало, откуда все произошло и как началось, а если все время об этом думать, живо с ума спятишь: положим, даже решишь, что все создал бог, и будешь молиться — какой от этого толк? Услышишь звук своего голоса, и только. Односторонняя связь. Станция не отвечает. Поймите меня правильно. Иногда я диву даюсь, как это все так ловко устроено. А иногда мне кажется, что я похож на человека, который хочет поймать Нью-Йорк или Сидней слабеньким детекторным приемником. А это, пожалуй, потруднее, чем самому собрать приемник, пусть даже из всякого хлама и без запчастей.
Может, это все равно что настроиться на миллиард радиостанций разом и все же разбирать каждый голос в отдельности. Вообразите, что я пробовал это сделать, я, который и свою старуху-то не всегда мог понять, или не я, а какой-нибудь другой человек, который говорит на том же языке и думает теми же мыслями. И это не удивительно, потому что если взять другого, то он, может, и себя-то не понимает. Ему-то кажется, что он понимает, но это не меняет дела.
Братцы, от этой мысли меня в дрожь бросает.
По дороге я встретил Носаря и никак не мог от него отвязаться. Я сказал ему, что иду в церковь.
— Ну ладно, и я с тобой.
— Не по той дорожке идешь, Носарь. Будь у тебя ума побольше, ты пошел бы прямо в церковь Терезы.
— Я ничего не делаю по расчету, иду, куда хочется.
Бесполезно было с ним спорить. Мы вошли в миссию. У дверей стоял какой-то сгорбленный тип, он пожал нам руки и дал книжки с гимнами. Мы сели на разрисованные скамьи вместе с прихожанами, которых было ровно двадцать девять, считая нас двоих. Дороти, игравшая на американском органе, улыбнулась мне. Носарь подтолкнул меня локтем.
— Хорошенькая штучка, а?
Он сказал это громко, и все сидевшие впереди нас, а таких было большинство, обернулись. Многие кивнули с улыбкой. Конечно, они привыкли к соплякам вроде меня и Носаря. Несколько новообращенных даже были в церкви. С самого начала служба пошла в темпе, не то что у нас в воскресной школе. Вышел пастор, сказал, какой гимн петь, отбарабанил первый стих, не глядя в книжку, и все рванули вперед. Эта братия была, как машина, и я не совру, если скажу, что мы поехали — и было это очень страшно, потому что машиной никто не управлял и гнали мы неизвестно куда. Тут уж не соскучишься; пастор помолился, прочел главу из библии, загремели гимны, и возгласы «хвала господу» взлетели, как ракеты; а потом он начал проповедь.
